
* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
НЕМЕЦКАЯ ЛИТЕРАТУРА [7G7—768] НЕМЕЦКАЯ ЛИТЕРАТУРА roe. Пришедшие к классицизму Гете и Ш и л - , л е р начинают стремиться к созданию п р о и з ведений, ч у ж д ы х готического «своеволия». В совершенных, овеянных духом классической древности произведениях все д о л ж н о быть пронизано ясностью и гармоничностью, в них ничего не д о л ж н о быть л и ш н е г о , случайно г о . В связи с этим в области архитектони к и художественного произведения выдвига ется принцип симметрии, равновесия частей, ясности членения (возвращение к аристоте левским единствам и «правильным» актам в «Ифигении»). Синтаксис и л е к с и к а очищаются от всего «произвольного», «низменного» и пле бейски-буйного. В стихотворениях на смену старонемецкому книттельферзу («Пра-Фауст* Гёте) приходят спокойно-величавые размеры античной метрики (гекзаметр, элегический д и с т и х и д р . ) . Поэты «бури и натиска» упи- В своих работах, посвященных раскрытию социально-философского с о д е р ж а н и я к л а с сицизма, Ш и л л е р с достаточной определенно стью в ы я в л я е т политическую тенденцию не¬ мецкого классицизма. О п и р а я с ь на учение К а н т а об искусстве к а к посредствующем зве не между царством необходимости, подчи няющем волю человека неизбежным законам природы, и царством свободы, под которым Кант р а з у м е л мир идей, где властвует сво бодная в о л я человека, Ш и л л е р развивает свою концепцию искусства к а к мост из царства политической необходимости в ц а р ство политической свободы, модифицируя при этом кантовский мир природы в «есте ственное государство» (феодально-юнкерский абсолютизм), кантовский ж е мир свободы— в царство «истинной политической свободы». Н а долю искусства (тгит-ры) выпадает т а к . об разом ответственная миссия. Оно должно преобразовать человека, воспитывать в нем г р а ж д а н и н а грядущего ц а р ства свободы, очищать его от морального ш л а к а , которым • н густо покрыт, который в сущности и препятствует не медленному переходу чело вечества и з ц а р с т в а необхо димости в царство свободы, А т а к к а к царство свободы есть царство социальной и , моральной гармонии, искус ство должно «гармонизиро вать человека», должно о к р у ж и т ь его атмосферой п р е к р а с н о г о , идеального. Д л я этой цели х у д о ж н и к у надле ж и т создать «идеал и з види мости и истины», воздейство вать на людей, и з г о н я я и з них д ух«иас л а ж д ений, пр о изво л а», легкомыслие, грубость, о х в а Граеюра us памфлета против «Ксений» Гете и Шиллера [1797^ тить их «благородными, пол ными у м а ф о р м а м и , о к р у ж и т ь их со всех сторон вались движением я р к и х , нередко кричащих символами прекрасного, пока наконец види красок (увлечение «местным колоритом»), пи мость не победит действительности, а и с к у с сатели периода классицизма, борясь" с «не ство природу». Т а к и м обр. порыв Ш и л л е р а обузданным» и «чрезмерным», отвергают буй в мир эстетической видимости, его к у л ь т п р е ную п а л и т р у штюрмеров, выдвигают способ красной формы, его стремление возродить более с д е р ж а н н о г о , можно с к а з а т ь , контур формально-совершенное искусство классиче но-графического построения образа, приобре ской древности (опыт воспроизведения антич тающего в их произведениях несколько абст ной трагедии со всеми ее атрибутами в «Меср а к т н ы й , очищенный от наслоений «времен синской невесте» и др.) означали в конечном ного» и «местного» х а р а к т е р (условная клас счете своеобразную попытку идеолога бюр с и ч е с к а я Т а в р и д а в «Ифигении», аллегори герства пробиться в царство политической ческие персонажи во второй части «Фауста» свободы (ср. афоризм Ш и л л е р а : «Самое со и др.). Античность д л я укрощенных штюрме вершенное произведение искусства—создание ров становится образом идеальной красоты, истинной политической свободы»), в царство через «гармоническую цельность» которой дол освобожденного от оков феодализма челове ж е н возродиться к новой ж и з н и современный чества. Но это была явно бесперспективная «мятущийся» человек, что в конечном счете попытка, п и т а в ш а я с я социальным бессилием о з н а ч а л о пропаганду отказа от революцион бюргерства, напуганного к тому ж е громами н ы х методов борьбы к а к основного средства Великой французской революции, способного переустройства мира. Б ы л о бы однако непра лишь на т о , чтобы патетически мечтать о зо в и л ь н ы м видеть в классицизме Гёте и Шил лотом веке, з а т е р я в ш е м с я где-то в тумане г р я л е р а кап7ттуляцию величайших писателей дущих времен. И Ш и л л е р болезненно осозна немецкого бюргерства перед феодальной идеов а л ту непроходимую пропасть, к о т о р а я отде л о г п в й , и х уход в мир античных образов истол л я л а его идеал от о к р у ж а ю щ е й действитель ковывать л и ш ь в качестве стремления отгороности. Он ищет утешения в к а р т и н а х героичед з п ъ с я от о к р у ж а ю щ е й действительности. :