* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ном итоге к лику анархистов и бунтарей. Чайковцы в массе своей не были ни тем, ни другим. Не был таковым и я, хотя меня всего охотнее причисляли к этой ка­ тегории. Записка же Кропоткина имеет не­ сомненное историческое значение лишь в основной ее практической части, обстоя­ тельно излагающей те выводы, к каким кружок пришел в результате своей двух­ летней деятельности в рабочей и отчасти в крестьянской среде. Эта часть изложена с знанием дела, хотя в некоторых деталях и нуждалась в поправках. Что же до анар­ хического идеала вступительной части за- , писки, то это уж от самого Кропоткина, который и ответственен за нее. Правда, записка зачитывалась и обсуждалась на нескольких общих собраниях кружка в са­ мом конце 73 года, но принята она, во­ преки утверждению Шишко, не была. В ночь с 4-го на 5-е января я, будучи уже на нелегальном положении около года, возвращаясь с одного совещания, происхо­ дившего на квартире Кувшинской, на ночовку в квартиру студента Богомолова, наскочил на обыск, был арестован и заклю­ чен первоначально в Третье Отделение, за­ тем в Спасскую часть, откуда вскоре же был переведен в секретную камеру Литов­ ского замка. За отказом дать показания о найденных при мне запрещенных книгах, о рекомендательной записке к лицу, с кото­ рым, по поручению кружка, я должен был переговорить о вступлении его в состав нашей организации (нечаевец Ковалевский), и о письме нашего рабочего из деревни, сообщавшего о своих успехах в ней (все фамилии на записке и в письме были вы­ резаны), я был лишен книг, свиданий и передач с воли. Так тянулось почти три месяца, в течение которых серьезных обви­ нений предъявлено мне не было, т. к. ни деятельность моя среди рабочих, ни при­ надлежность к революционному кружку не были еще установлены. Но вот в марте этого же года, по связи с Невской заста­ вой, был произведен разгром и Выборг­ ского района, где главным образом проте­ кала моя деятельность в рабочей среде. Благодаря предательству трех рабочих, там, кроме их товарищей, были арестованы Кропоткин, Купреянов, Кувшинская и не­ которые другие. Эти же рабочие дали и обо мне показания, достаточные для того, чтобы отправить меня на каторгу, с чем и не преминул меня поздравить тов. проку­ рора Кобыльский, ведший мое дело. Как и Кропоткин, я на этот раз совсем отказался от дачи показаний, чтобы не дать какихнибудь нитей для дальнейших розысков. С тех пор началось ничем не тревожи­ мое сидение в строгом одиночном заклю­ чении, без переписки, без свиданий, длив­ шееся до суда почти четыре года, сначала в Литовском замке, затем в Петропавлов­ ской крепости, откуда лишь на время след­ ствия и суда я переводился в Дом пред­ варительного заключения. В итоге длитель­ ного заключения я был привлечен по делу о революционной пропаганде в 37 губер­ ниях, по которому привлекалось 193 чело­ века. Группа чайковцев была представлена на процессе в числе 28 человек "). Особое Присутствие сената приступило к разбору дела в октябре 1877 г, и окончило его лишь 23 января следующего года, при чем с первых же дней допустило ряд процес­ суальных правонарушений: не было глас­ ности суда, отказано было в стенографи­ ческих отчетах о заседаниях и в заключение, обвиняя нас всех в едином революцион­ ном сообществе, разделило на 17 групп без права участия на суде при разборе дел других групп. Пощады мы не ждали, но суд при таких условиях терял для нас всякую цену и не гарантировал даже от новых извращений в правительственных отчетах о судебных заседаниях, как это и было допущено уже в обвинительном акте. Поэтому вся группа чайковцев, дело ко­ торых разбиралось первым, отказалась и от защиты и от участия в судебном след­ ствии и потребовала удаления из залы суда, что в конце концов и было достигнуто. Вскоре я, вместе с некоторыми другими, не дождавшись даже окончания суда, снова был переведен в крепость. Суд пригово­ рил меня к 9-ти годам каторжных работ, возбудив общее ходатайство о смягчении наказаний. В отношении большинства хода­ тайство было уважено, но для 13 человек, в том числе и в отношении меня, оно было отклонено, зачтено было лишь время пред­ варительного заключения. Нужно ли говорить, что время предвари­ тельного заключения при условии абсолют­ ной изоляции, тянувшееся почти 4 года, было самым тяжелым. Многие товарищи по заключению не выдерживали этой пытки, сходили с ума, накладывали на себя руки или же просто умирали медленною смертью. Погибших таким образом до суда насчиты­ вали до 70—80 человек. Не обладая особенно крепким здоровьем, я, еще будучи на свободе, полагал, что меня хватит на год, много на полтора тюремной жизни, но я в своих расчетах ошибся. После первых тяжелых переживаний при виде гибели дела, которому отдавался, и това­ рищей-друзей, обреченных на медленное умирание в тюремных казематах, я посте­ пенно укреплялся в мысли, что с гибелью всего, что было дорого и близко, еще не *) В этой группе не все были чайковцы; в нее были включены как сам никогда не принадлежавший к чайковцам Низовкин, так и тг, которых этому предателю в своих показаниях вздумалось при­ числить к ним. 18*