* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

303 АВТОБИОГРАФИИ РЕВОЛЮЦИОННЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ 70-—80 ГГ. 304- топорами. Я спросила у часового, что это рубят и пилят. „Сегодня задавят преступни­ ков"—ответил часовой. Всю ночь я кружи­ лась по камере. Изнемогая от усталости и ужаса, я прилегла и заснула, но вскоре проснулась от звука барабанного боя. Я знала, что барабанный бой означал приго­ товление к казни. На дворе рассветало. Ка­ кой ужасный рассвет! На мое счастье ви­ селиц не видно было. В начале 1883 г. я заявила смотрителю, что сижу уже почти два года в одиночном заключении, при чем в последнее время меня не допрашивают, из чего следует, что следствие закончено, и поэтому я требую перевода в общую камеру. После пятиднев­ ной голодовки мне удалось этого добиться— я была переведена опять в казарму № 5 и на этот раз была посажена не одна, а с Ел. СвитьГч и Степановой. В апреле 1883 г. нас судили военным судом. Следствие дало против меня очень мало улик: было уста­ новлено только, что я жила по фальшивому паспорту, снабдила фальшивым паспортом матроса Фоменко и была знакома с рядом видных работников Народной Воли. И про­ курору пришлось пользоваться такими ар­ гументами, как указанием на то, что мой цветущий вид доказывает мою нераскаян­ ность. Тем не менее, я в конечном счете получила четыре года каторжных работ. Я была отправлена на Кару этапом, при чем по Сибири, где в то время не было железной дороги, значительную часть пути пришлось сделать пешком, но жен­ щины могли сидеть на телегах, где лемсали вещи. В 'результате путешествие до Кары длилось восемь месяцев. В Иркутске я дол­ жна была ждать, пока не установится сан­ ный путь. В Иркутской тюрьме я попала в одну камеру со своей приятельницей Марией Кутитонской, судившейся в 1879 г. в Одессе и сосланной на поселение в За­ байкальскую область, а затем, за покуше­ ние на забайкальского губернатора, приго­ воренной к каторжным работам. В одном коридоре с нами сидел молодой, недавно окончивший университет учитель иркутской гимназии Неустроев. Однажды в тюрьму явился иркутский генерал-губернатор Анучин. Он зашел сперва в нашу камеру, по­ том прошел в камеру Неустроева, и через несколько минут мы увидели в глазок, что он быстро возвращается обратно со своей свитой. Немного погодя к нашей двери в сопро­ вождении солдата подошел Неустроев, и взволнованно сказал, что он дал пощечину генерал-губернатору, который держал себя с ним очень грубо, и попрощался с нами. Неустроева через несколько дней судили военно-полевым судом и приговорили к смертной казни. Вечером накануне казни Неустроев через солдата прислал М. Ку­ титонской, с которой он был очень дружен,, том Лермонтова, в котором какое-то сти­ хотворение было отмечено специально для нее. Всю ночь Кутитонская лежала, уткнув­ шись лицом в подушку, стараясь заглушить, рыдания, а я молча сидела у ее постели. В декабре меня отправили из Иркутска на Кару. Недостаток места не позволяет' мне рассказывать о жизни на Каре и затем на поселении. Скажу только, что по выходе с Кары я попала на поселение в Читу, где была в то время очень дружная и тесно сплоченная группа ссыльных. Я прожила в Чите без выезда до 1890 гВ этом году мне было разрешено поехать в Тобольск, куда сестра должна была при­ вести слепого отца для свиданья со мною.. Вскоре после возвращения в Читу я вы­ шла замуж за читинского окружного вра­ ча В. М. Муратова. Губернатор, которому по тогдашним законам мой муж, как со­ стоящий на государственной службе, дол­ жен был заявить о предстоящем браке, положил на его заявлении отрицательную резолюцию, и когда он настоял на своем, то в наказание был переведен на службу в маленькое село Горячинское, располо­ женное на берегу Байкала в таком захо­ лустье, что почта доставлялась туда раз в неделю. Здесь была небольшая больница и горячие источники, но пропускная спо­ собность курорта была всего пятьдесят— шестьдесят человек в лето, так как он был совершенно необорудован. После двадцати, пяти лет настойчивых усилий мужу уда­ лось- превратить Горячинское в один из. самых благоустроенных и больших сибир­ ских курортов и повысить его пропускнуюспособность до тысячи человек в лето. В течение этих двадцати пяти лет я лишь около десяти лет жила безвыездно в Горячинском, а затем стала уезжать на зиму, чтобы учить детей. В одну из таких поез­ док в Иркутск в 1903 году, я узнала, что по дороге из Александровского централа в Якутскую область бежал молодой ссыль­ ный, который явился в Иркутск, но не мо­ жет найти безопасного приюта, где можно было бы оставаться некоторое время в без­ опасности. Это был Сазонов, впоследствии убивший Плеве. Я предложила ему поехать в Горячинское под видом больного. Муж по­ мог ему там устроиться, и он смог пере­ ждать то время, когда его усиленно искали, и благополучно выбраться из Сибири. Осенью 1905 г. я приехала с детьми в Иркутск, чтобы поместить их в гимназию. Когда началась всеобщая забастовка, я, ра­ зумеется, присутствовала на всех демонстра­ циях и митингах. Когда же революционная волна схлынула, я прятала у себя всякую нелегальщину и укрывала тех, которые скрывались от ареста. Муж тоже укрывал; в Горячинском от свирепствовавшего гене-