* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

301 Ф. А. МОРЕЙНИС-МУРАТОВА. 302 В конце марта я выехала в Одессу с -объемистым чемоданом, наполненным пись­ мом Исполнительного Комитета к Але­ ксандру III и другой нелегальной литерату­ рой, а оттуда поехала в Киев, куда мне •были даны явки. В апреле в Киев приехали А. В. Якимова и Ланганс. С вокзала они прямо отправились ко мне на квартиру. -Мы только что расположились пить чай, когда явился Судейкин с нарядом жандар­ мов, и мы были арестованы. У меня ниче­ го не нашли, кроме зашитого в платье письма, которое прислал мне Виттенберг перед казнью. На первом допросе я отка­ залась назвать свою настоящую фамилию. Затем я сообразила, что, если не назову фамилии, то меня отправят вместе с Якимовой в Петербург, будут предъявлять дворникам и могут, таким образом, уста­ новить факты, которые необходимо было попытаться скрыть от следователей. Поэто­ му я назвала свою фамилию, сказала, что я из Николаева, и меня отправили в Нико­ лаевскую тюрьму. Здесь я просидела не­ сколько месяцев, при чем предполагалось устроить мой побег, но меня неожиданно увезли на допрос в Одессу в казарму J\Ts 5-й к славившемуся своей беспощад­ ностью генералу Стрельникову. Высокий, худой, очень прямой (точно аршин прогло­ тил) с пергаментным лицом, широкий рот с очень тонкими губами, серенькие бачки •около ушей/серые, торчащие бобриком во­ лосы, черные, пронизывающие, колючие глаза—вот портрет генерала Стрельникова. Он встретил меня словами: „Я тот, кото­ рого ваши собираются убить,—генерал Стрельников". Он произвел на меня жуткое впечатле­ ние. Один из этажей казармы № 5 был при­ способлен для подследственных. По обеим сторонам коридора тянулись камеры для заключенных. В одной из этих камер жил жандарм, наблюдавший за часовыми, чтобы они не завязывали сношений с заключен­ ными. В другой камере жил смотритель, а в третьей—Стрельников на своих допросах выматывал души из заключенных. Камера, в которой я содержалась, была грязная, с матовыми стеклами в окне, так что в ка­ мере свет был всегда сероватый. Вечером ка­ мера освещалась маленькой керосиновой лам­ почкой, которая привешивалась к двери сна­ ружи, против маленького окошечка в двери. Таким образом, в камере царила тьма. На по­ лучасовую прогулку водили на верхний этаж в пустующую казарму. Книгдлячтенияне да­ вали. Стрельников продержал меня в казарме № 5 несколько месяцев, при чем на допрос вызывал меня очень часто и всегда поздно вечером. Как умный и ловкий следозатель, он сразу заподозрил, что я име­ ла какое-то отношение к делу 1-го марта, v но фактических данных у него не было, а имелись лишь косвенные указания (в ка­ мере Суханова цосле того, как его увели, нашли надпись: „Фанни арестована"; пре­ датель Меркулов говорил, что я была в Пе­ тербурге зимой 1880 года), и это вызывало у него бессильную злобу. Он прибегал к разным ухищрениям: дал мне прочесть приговор по процессу двадцати, где было 10 смертных приговоров, думая меня этим запугать. Другой раз вызвал меня и сооб­ щил, что скоро привезут Гесю Гельфман, с которой он мне даст очную ставку, для того чтобы она меня уличила. Он лгал, провоцировал, но все было тщетно. Я все время не имела свиданий. Один из моих многочисленных родственников, брат моей матери, простил мне мои прегрешения против фамильной чести и приехал к Стрель­ никову просить свидания. Стрельников дал нам свидание в своем присутствии, но пре­ дупредил дядю, что если он меня не убе­ дит во всем признаться, то меня повесят. Дядя плакал, умолял сказать всю правду, а Стрельников колол меня своим прони­ зывающим взглядом. Это было мучительное свидание. Испробовавши все свои дьяволь­ ские приемы, он в последний раз вызвал меня в 12 ч. ночи и начал ласковым вкрад­ чивым голосом убеждать меня сказать всю правду: „Среди женщин - революционерок я знаю две категории—большой процент искательниц приключений и небольшой про­ цент фанатичек. Вы не принадлежите ни к одной из них. Скажите, что и кто толкнул вас в революционную среду? Как жаль, что я вас не знал 3 года тому назад* я бы ва: убедил поступить на сцену. Из вас вышла бы талантливая актриса".—Я неудер­ жимо расхохоталась. Он вдруг взвизгнул. „Никого еще я такие ненавидел, как вас". „И я, генерал, не могу похвастаться лю­ бовью к вам", ответила я ему. „Завтра я вас отправлю к Зубачевскому"—сказал он и велел меня увести. Зубачевский был смо­ трителем тюремного замка и славился своей жестокостью. В тюремном замке меня поместили в башню. Башня круглая, небольшая, очень высокая, с маленьким окошечком почти под самым потолком, соединялась с общим коридором при помощи узкого, длинного, изолированного коридорчика. Таким обра­ зом, перестукиваться было невозможноЗдесь я просидела до начала 1883 г. Самым ярким событием в моей жизни за это время было случайно полученное из­ вестие о том, что Стрельников убит. Хал­ турин и Желваков, его убившие, были ка­ знены на маленьком уединенном дворике, куда выходило окошечко моей башни. Ви­ селицы были поставлены в стороне от мо­ его окошечка, но вечером накануне казни я услышала, как пилят дерево и стучат