* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ПУШКИНЪ. 265 сов*, не хочу быть шутомъ, ниже у Господа Бога». Впрочем*, въ добрыя минуты онъ старался себя уверить, что и служба, и денежныя обязательства были лишь временной тяготой, безъ которой нельзя было выбраться на путь свободы: «Ты понимаешь необходимость, писалъ онъ жене, дай сделаться мне богатымъ,—а тамъ, пожалуй, и путать можемъ въ свою голову». «Я деньги мало люблю», пишетъ онъ въ другомъ письме, «но уважаю въ нихъ единственный способъ благопристойной независимости». Такимъ образомъ, попавъвъ кругъ, изъ котораго ему не суждено было выбраться,—онъ д-Ёлалъ долги, чтобы обез-печить себе возможность работать и богатеть, но творчество его ослабело, богатство не приходило, а долги росли, «зависимости» делались все чувствительнее. Из* нихъ всего легче казалось ему разстаться съ служебной и онъ сталъ мечтать о томъ, чтобы—«плюнуть на Петербургъ, да подать въ отставку, да удрать въ Болдино, да жить барином*»; «отказаться отъ всего и жить припеваючи», «удрать на чистый воздух*», «удрать отъ жизни, улизнуть», «отправиться во свояси»—вотъ, катя желаем стали его преследовать особенно настойчиво въ этомъ году. Оскорбленный своимъ камеръ-юнкерствомъ, поэтъ решилъ-было не ходить ко двору, но онъ подвергся строгому выговору; когда онъ явился однажды во Фраке, ему сделали выговоръ за то, что онъ не надеваетъ мундира. Немудрено, что раздражеше его росло,—у него разлилась желчь, письма его къ жене делаются резки, шутка замираетъ на устахъ, онъ извиняется предъ женой за то, что пишетъ холодно и не ласково. Онъ жалуется на царя, который его «упекъ въ камеръ-пажи подъ старость летъ». «Все тоть (т, е, Императоръ) виноват*, пишетъ онъ въ другомъ письмё: но Богъ съ нимъ,— отпустилъ бы лишь меня во свояси». Поэтъ изнемогалъ въ неравной борьбе—ему уже не хватало прежняго задора, прежней смелости, чтобы подвергаться новымъ «опаламъ». Къ тому же изъ своихъ жизненных* бурь онъ вынесъ примиреше съ жизнью—«добродуппе, коимъ, по его собственному признашю, преисполнен* былъ до глупости, несмотря на опыты жизни». Вотъ почему: решившисн просить отставки, онъ заявилъ объ этомъ Бенкендорфу письменно въ следующих* выражешяхъ: «Des affai- res de famille, necessitant ma presense tantot» Moscou, tantot dans l'interieur, je me Yois oblige de me retirer du service et je supplie V. E. de m'en obtenir la permission (15-го 1юня). Как* последнюю милость отъ Государя, просил* он* не лишать его права посёщать архивы. На это письмо онъ по-лучилъ сухой, холодный ответь, освобождающей его от* службы, но въ то же время запрещающей посещать архивы: «Государь Император*, писалъ Бенкендорфъ, не изъявить своего соизволения, такъ какъ право cie можетъ принадлежать единственно людямъ, пользующимся особенною доверенностью начальства». Пушкияъ, испуганный оборотомъ дела, под* давлешемъ Жуковскаго и подъ воечатлетемъ ужаса передъ грядущей нищетой семьи въ случае немилости государя, просит* его поданному прошешю объ отставке не давать ходу, вернуть его ему. «На днях* я чуть было беды не сделалъ, разсказы вал* онъ жене,— съ тгьмь чуть было не побранился—и трухнул* то я, да и грустно стало. Съ этим* поссорюсь—другого не наживу. А долго на него сердиться не умею, хоть онъ и не прав*» «На того я перестал* сердиться, говоритъ онъ въ другомъ письме, потому что, toute reflexiont faite, не онъ виноват* въ свинстве, его окружающеиъ. А живя въ н...поневоле привыкнешь къ... и вонь его тебё не будетъ противна, даром* что gentleman». Поэтъ терялъ голову, недоуме-валъ, почему его отказ* отъ службы непременно связывался съ гневом* государя. Онъ не могъ понять, чт0 такое ужасное сделал* он* своим* прошешем*, за что онъ должен* «извиняться». «Я, право, сам* не понимаю, писалъ онъ Жуковскому, что со мною делается. Идти въ отставку, когда того требуют* обстоятельства, будущая судьба всего моего семейства, собственное мое спокойствие—какое тутъ преступление? Какая неблагодарность? Но государь можетъ видеть въ этомъ что-то похожее на то, чего понять все тако не могу. Въ таком* случае я не подаю въ отставку и прошу оставить меня въ службе... Что мне дёлать? Просить прощешя? Да в* чем*? К* Бенкендорфу я явлюсь и объясню ему, что у меня на сердце. Но не знаю, почему письма мои неприличны».,. Он* до сих* поръ еще не понимал*, что на него смотрят*, как* на дикаго зверя, посажеа-наго въ золотую клётку съ чёмъ, чтобы