* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

гнъдичъ. 415 хорошо и внятно, только чуть ли не слишкомъ театрально и громогласно; на такое чтете у меня не достало бы груди». Въ другой разъ Жихаревъ, нав?стивъ Гнйдича, лрослушалъ его декламацш сочинетй Шекспира и, повидимому, не былъ въ такомъ же восхищения. «Вы-хвашвъ изъ шкапа Шекспировы сочинетя во французскомъ прозаическомъ перевод^, — разсказываетъ Жихаревъ, — онъ началъ декламировать сцену Гамлета съ привидешемъ, представляя попеременно то одного, то другого, съ такими странными телодвиже-шями и такимъ дикимъ напряжетемъ голоса, ¦что ласкавшаяся ко мне собака его, Мальвина, бросилась подъ дпванъ и начала прежалобно выть. Гнедичъ хорошо разумеетъ француз-СК1Й языкъ, но говорить на немъ изъ рукъ вокъ плохо и въ чтенш коверкаетъ его безъ милосердия: такого уморытель-наго произношетя никогда не случалось мне слышать. Кажется, сцена появлетя привидетя — одна изъ фа-воритныхъ сценъ Гнедича. По всему заметно, что переводчикъ Ил1ады изучаешь и Шекспира: онъ говорить о немъ дельно и убедительно, и, несмотря на свои странности, внушаетъ довер1е къ своимъ сужденгямъ». Но, надо думать, что это впечатление было исключительным!. Вообще же Гнедичъ своею декламащей Ил1ады оста-влялъ совсемъ другое впечатление. «Вчера — разсказываетъ Жихаревъ, — слушали мы 8-ю песнь Илх-ады, которую Гнедичъ читалъ съ нео-быкновеннымъ одушевлетемъ и на-пряжевхемъ голоса. Я, право, боюсь за него: еще несколько такихъ ве-черовъ, и онъ того и гляди начитаетъ себе чахотку. Въ переводе его есть прекрасные стихи... Вообще Гнедичъ владёетъ языкомъ отлично, и хотя въ стиха хъ его есть некоторая напыщенность, но за то они гладки, ударетя въ нихъ верны, выражетя точны, риемы созвучны, словомъ, переводъ хоть кудаВозвращаясь къ общей характеристике Гнедича, Жихаревъ говорить: «Гнедича въ университете про-ввали ходульникомъ, l'homme aux echasses, потому что онъ всегда говорилъ свысока и всякому незначительному обстоятельству придавалъ ка- кую-то особенную важность. Я думаю, что въ этомъ отношети онъ мало переменился, но совсемъ темъ нельзя не признать его человекомъ умнымъ, и что еще лучше, добрымъ и благонаме-реннымъ: a tout prendre, c'est une bonne connaissance a cultiver. Съ нимъ не скучно, и если онъ любитъ пропове-дывать самъ, то слушаетъ охотно и Другихъ съ живымъ, неподдельнымъ уча-стхемъ, и возражаетъ безъ обиды чужому самолюбш. Я заметнлъ, что у него есть страстишка говорить афоризмами, какъ почти у всехъ грекофиловъ, и другая — прихвастнуть своими bonnes fortunes». Любезно принятый въ Петербург-скомъ обществе и самъ поддерЖ1гвая добрыя отношетя съ образованными людьми всехъ сословий и направлетй, Гнедичъ все-таки какъ родной былъ принять въ едогаственномъ кружке, собиравшемся въ гостепршмномъ доме археолога и любителя художествъ Алексея Николаевича Оленина. Кружокъ Оленина совсемъ не былъ партШнымъ · Действительный литературный или художественный талантъ былъ единственнымъ цензомъ, открывав-пшмъ входъ въ домъ Оленина и давав-шимъ право разсчитывать на его покровительство. По свидетельству графг. С. С. Уварова, «пламенная любовь Оленина ко всему, что клонилось къ разви-Т1ю отечественныхъ талантовъ, много содействовала успехамъ русскихъ ху-дожниковъ». Тоже должно сказать и относительно словесности. По верному замечатю С. Т. Аксакова, имя Оленина не должно быть забыто въ истор1и русской литературы: «все безъ исключения русские таланты того временя собирались около него, какъ около старшего друга». Въ доме Оленина, по словамъ Уварова, «почти ежедневно встречалось несколько литераторовъ и художниковъ русскихъ. Предметы литературы и искусствъ занимали и оживляли разговоръ. Сюда обыкновенно привозились все литературныя новости : вновь появившаяся стихотворетя, из-вест1я о театрахъ, о книгахъ, о карти-нахъ, словомъ —все, что могло питать любопытство людей, более или менее движимыхъ любовтю къ просвещетю. Не взирая на грозныя собътя, совер-