* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

414 гн-вдичъ. мечтами воображенья... Семейство ему заменили друзья. Известна тесная, прерванная только смертью дружба его съ Крыловымъ. Не менее любилъ онъ Батюшкова, напечаталъ первое издате его стихотворений (1817 г.) и глубоко скорбелъ о бедственной его болезни. Когда разстроились душевныя силы Батюшкова, онъ слушалъ и слушался одного Гнедича. Жуков cnifi былъ равномерно изъ близкихъ его сердцу. Пушкина любилъ онъ съ какимъ-то родите л ьскимъ изступлетемъ, и искренно радовался его успехамъ и славе. Кончину Дельвига оплакалъ, какъ потерю 'родного сына. Но съ такою же пылкостью не нави делъ и преследовалъ онъ коварство, ложь, двоедуппе, темъ более, что иногда, по б осп pin мчи в ости своей и происходившему оттого поэтическому легкомыслию и доверчивости, бывалъ ихъ жертвою». Съ особенной теплотой вспоминаетъ о Гнедмче H. В. Сушковъ черезъ 35 летъ после его кончины. «Никто, говорить Сушковъ, не былъ доступнее и внимательнее Гнедича къ молодымъ пнсатслямъ. Онъ съ полнымъ учаспемъ просматривать нхъ опыты, ободрялъ ихъ, давалъ имъ советы, следилъ за ихъ успехами, м когда признавалъ какое-либо сочинеше, или переводъ, до-стойнымъ внимамя, то возилъ свое открытие повсюду, хвалилъ и читалъ не только въ светскихъ и литературныхъ кружкахъ, но и въ ученыхъ, какъ, напримеръ, у А. Н. Оленина, у графа С. С. Уварова и т. д. Такъ онъ особенно покровительствовалъ Лобанова, переводчика трагед!и:«Ифиген1я въ Авлиде», и Никольскаго, издателя «Пантеона Русской Поэзш». й светсшя и литературныя связи его были обширны и большею частью дружественны. Онъ везде былъ принимаемъ радушно, какъ добрый и простосердечный гость-пр1ятель. Изъ пишущей братш онъ никого не чуждался, и какого бы кто ни былъ стяга и направлетя, ни съ кемъ не ссорясь за мнётя и оставаясь при своихъ убежден 1яхъ, онъ все-таки, при суждетяхъ о трудахъ чьихъ бы то ни было, всегда обнаруживалъ благородное безпри-страстае». Й Сушковъ находилъ въ поведеши и внешности Гнедича нечто примиряю- щее съ его безобразгемъ и даже привлекательное. «Наружности, говорить Сушковъ, онъ былъ некрасивой: следы жестокой оспы оставили глубошя рябины и рубцы на темно-бледновагомъ лице, которое было, впрочемъ, оклада правильная и даже прёятнаго, если бы болезнь въ детстве не лишила его одного глаза... Росту видна го, сухощавый, стройный, онъ держался очень прямо, несколько величаво и во всехъ дви-жешяхъ былъ соразмерена, и плавенъ, какъ въ своихъ гекзаметрахъ. Чтете вслухъ стиховъ было ему наслажде-н1еш>. Но онъ былъ очень смешонъ и папыщеняотю протяжнаго чтешя съ завывашями, и вытянутой шеей, которая съ каждымъ стихомъ какъ будто бы все более и более выходила изъ толсто-широка го жабо, и высоко-поднятой головой, и къ небу возносящимся глазомъ. Пете a la Рашель гекзамет-ровъ еще было сносно, иногда даже и музыкально, а ужъ завываше прп вычурномъ пронзыошеши Алекса нд-рхйскихъ стиховъ было часто невыносимо. Гнедпчъ былъ щеголь: платье на немъ всегда было последняго покроя. Съ утра до ночи во фраке и съ белымъ жабо, онъ приноровлялъ цветъ своего фрака и всего наряда къ той поре дня, въ которую тамъ и сямъ появлялся: коричневый или зеленый фракъ утромъ, синш къ обеду, ¦ черный вечеромъ. Белье какъ снегь ; складки или брыжи художественны. Обувь, шляпа, тросточка, все безукоризненно. Цветиыя перчатки въ обтяжку... Любя большой светъ и светск!е разговоры, Николай Ивановичъ любилъ примешивать къ русской болтовне кстати и некстати иностранный слова, даромъ что не терпелъ ихъ въ печати; онъ думалъ, вероятно, этимъ показать себя вполне светскимъ человек омъ. Чуть ли не онъ первый ввелъ слова: наивность, гращозность, интимность и т. п.» О первомъ своемъ знакомстве съ Гне-дичемъ у Хвостова, 10 марта 1807 г., Жихаревъ говорить: «Гнедичъ, кажется, человекъ очень добрый, но ужъ вовсе невараченъ собою: кривъ и такъ изуродованъ оспою, что грустно смотреть... Гнедичъ читалъ свой переводъ седьмой песни Илёады... Слушатели были въ воехшцети. Гнедичъ читаетъ