
* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
РОМАН [315 816] РОМАН выявилась, хотя и не так заметно н ясно, также и в других Р . этого периода. Эта победоносная энергия героев первых реалистических Р . тоже заключает в себе не что «посредствующее» между великими проти воречиями эпохи и несомненно сообщает им сравнительно «положительный^ характер. Но сужение кругозора по сравнению с великими Г . Нрейкшвнк [1792—1&2S] Иллюстрация, к ро ману Филдинга «История найденыша» романистами первого периода у ж е проявляет ся очень ясно в вопросе о полол-штельном ха рактере героя. Это движение но нисходящей линии следует объяснять отнюдь не меньшей одаренностью писателей, а увеличивающейся - капитализацией общества и вызываемой ею деградацией человека. «Положительность* ге роя покупается теперь уже ценой его уклона в сторону некоторой ограниченности и посред ственности. Мы имеем здесь в виду не скуч ную пуританскую религиозность Робинзона; в Жиль Блазе и Томе Джонсе, в крупнейших художественных образах этой эпохи, энер гия человеческой самодеятельности тоже уя?е носит на себе клеймо буря^уазной посред ственности. Насколько эта тенденция не за висит от вопроса о личной одаренности писа телей, видно, во-первых, из того, что в капи талистически менее развитой Франции фи гура Жиль Блаза могла остаться сравнитель но свободной от этой ограниченности, чего нельзя сказать ни об одном образе англий ских писателей, к-рые кате реалисты часто стояли выше Лесажа, а во-вторых, герои всех этих Р . , несмотря на их бурясуазную поло жительность, становились в ходе дальнейшего развития буржуазии все более неприемлемы ми для нее в качестве положительных героев (ср. напр. критику Тома Джонса у Теккерея). Все усиливавшаяся волна капиталистиче ского овеществления, стан дартизация быта, нивеллировка личности порождают в рамкахреалистического Р . самые разнообразные формы выражения субъективного протеста. Так воз никает между прочим (как это гениально по нял Шиллер) склонность к идиллии как к изображению такого целостного -шаивного» отношения человека к природе, к-рое неиз бежно и безжалостно отрицается буржуазной цивилизацией. Но величие рассматриваемой эпохи сказывается в том, что даже идилли ческие повествования того времени запеча тлены боевым характером, характером проте ста («Вэкфильдский священник» Голь дсмита). К а к раз те Р . , в которых выражается этот субъективный и эмоциональный протест, яс нее всего показывают, что великие писатели этого периода наряду с критикой пережитков старого общества дают самокритику собствен ного класса, строящего новое общество И мы видим здесь, что, чем энергичнее эта борьба против старого строя, чем больше творческое овладение душевной жизнью изображаемых людей связывается с борьбой против мертвых и мертвящих условностей феодально-аристо кратического общества, тем глубже и шире становится художественное изображение (на пример Ричардсон, аббат Прево, Дидро, Стерн). Это—борьба, к-рую буржуазия ведет от имени всего общества за автономию и само стоятельность человеческих чувств. Но чем больше эта тенденция углубляется внутрь, чем больше она выражается в лирическом протесте человеческой индивидуальности про тив тисков материальной ж и з н и , тем сильнее она разлагает форму повествования, тем боль ше лирика, анализ и описание вытесняют ха рактер, ситуацию и действие, тем больше ликвидируются великие традиции реалисти ческого овладения действительностью, и все это направление становится предвестником романтики. Руссо и Гете как автор «Вертера» знаменуют собой наиболее концентрированное выражение этих тенденций. Однако хотя они кое в чем подготовляют романтическое разло жение формы Р . , но в своем творчестве сами они еще далеки от этого разложения. Тем не менее такие преобладающие в их Р . компо ненты, как письма, дневники, исповеди, ли рические описания страсти и т, д., уже начи нают разлагать эпическую форму романа. Практическое бессилие человека внутренне овладеть все более фетишизирующимся миром капиталистического общества приводит к по пытке найти д л я потерявшей себя человече ской субъективности опору в ней самой, со здать для нее ее собственный «независимый», не овеществленный мир внутренней яшзни. В Лоренце Стерне эта тенденция впервые нахо дит вполне ясное выражение. Он превращает объективную фантастику старых романов в субъективную фантастичность, сочетания ре альных черт действительности—в причудли вую орнаментальность формы. Единство по вествовательной формы он сознательно разби вает, чтобы с помощью фантастических узо ров создать субъективное единство, един ство контрастных настроений умиления и иро нии; эти контрасты становятся теперь тем зер-