
* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
«ЛИШНИЕ лтодгь [531 — 532] «ЛИШНИЕ ЛЮДИ* ность представителей дворянской интелли генции 40-х г г . , и х широкие умственные и н тересы, тревога и х вечно ищущей мысли,— все это становится в изображении Писем ского и Гончарова чем-то неестественным и комичным, к а к всякие бессильные потуги и претензии; « Л . л.» противопоставляются д е л ь ц ы , носители прогресса в понимании Писемских и Гончаровых, т . е. г л . обр. тех нического: Петр Адуев («Обыкновенная ис тория» Гончарова, 1847)—бюрократ-приоб ретатель, владелец двух заводов, умеющий д о с л у ж и т ь с я и д о Анны н а шею и капитал приобрести, Штольц, умоющпй «поговорить, г кем следует» п устроить т а к . обр. и дела своего друга Обломова н акционерных ком паний, агентом к-рых состоит. Особенно эти люди боятся воображения, мечты, к к-рой относят все, выходящее за пределы и х д е л я ческого опыта. Кто у к л о н я е т с я от этого опы т а , может остаться в вечных недорослях, к а к остался бы им Александр Адуев, если бы его не спас рассудптельный дядюшка, к а к остал с я им диллетант Р а й с к и й («Обрыва, 1869). Своеобразное положение по отношению к < лишним людям» занимает Обломов («Обло мов» Гончарова, 1859). Согласно устаиовнвзиейся традиции он признается наиболее син тетическим образом «лишнего человека». Од нако а н а л и з самой природы этого образа по казывает, что он не может быть признан об щественным типом» подобно н а п р . тургенев ским, выражающим определенный момент в истории представляемого ими класса. Если бы у нас из всех источников д т я изучения 40-х г г . остался один «Рудин» пли одно «Дво рянское гнездо», т о все ж е можно было бы установить х а р а к т е р эпохи в ее специфиче с к и х чертах. П о «Обломову* мы этого сделать не в состоянии. И в самом деле: « Л . л.» 40-х гт. стремятся к действию, ж а ж д у т пе ремен, психически подвижны, много и н а п р я ж е н н о , мучительно думают, сопостав л я ю т свои личные п е р е ж и в а н и я п посгупки L- высшими принципами, к а з н я т себя за не соответствие того и другого. Обломов ж е , к а к в свое время было у к а з а н о критикой, не только не может и не умеет, по и ие хо чет действовать». Люди 40-х гг.—страстные лротивники крепостного п р а в а . Обломов— крепостник, не признающий за м у ж и к о м то го ш р а в а н а леность», которое он т а к щедро г: ре доставляет себе. Люди 40-х г о д о в — п р о светители, Обломов—мракобес, утверждаю щий, что сграмотность вредна м у ж и к у ; выучи его,—так о н , п о ж а л у й , и пахать не станет». Какой ж е иной момент в нет ори и дворянской интеллигенции в ы р а ж а е т Обломов? Н а п р а с но искать ответа н а этот вопрос, ибо Обломов не существует к а к «герой временив—своего пли другого,—юн растворяется в обломовт:шне в крепостнической косности; он слиш ком широк д л я типа,—это не х а р а к т е р , это— f-имвол известного с о с т о я н и я , известного п о л о ж е н и я , сконструированный н а чрезвы чайно обобщенном материале русского по мещичьего быта, определенный праггтищгзмом тех к р у г о в , к-рые представлял Гонча ров. Это лишает Обломова ценности в смысле типичности д л я данного «времени*, но при т дает ему особую долговечность к а к выраже нию обломовщины, пережившей крепостное право,—категории, л е г к о применимой и в другие периоды истории России. Не дар ом Л е нин говорил об обломовщине к а к о достав шемся нам незавидном наследии: «Обломовы остались, так как Обломов был не только помещик, а и крестьянин, и ие только крестьянин, а иптеллпгецт, и пе толь ко интеллигент, но и рабочий и коммунист... Старый ОЙ.юмов остался и надо его долго мыть, чистить, трепать и драть, чтобы ка кой-нибудь толк вышел». Но если Обломова н е л ь з я отнести к «Л, л .* к а к определенной исторической категории, то воплощенная и нем черта русской ж и з ни свойственна им в большей степени вслед ствие особенно благоприятных условий д л я развития в н и х этой черты (крепостное право). Именно потому критика «Л. л > слева—со стороны революционных разно чинцев , представителей крестьянской д е мократии—и могла т а к блестяще использо вать Обломова к а к огромной силы таран против к л а с с а , у которого они оспаривали ведущую р о л ь . П р а в д а , развенчание «Л. л.» было у ж е со вершено к а к - р а з теми дворянскими писате л я м и , которые, критически и х и з о б р а ж а я , все ж е относились к ним, к а к к лучшим л ю дям своего к л а с с а . Т а к , Михалевич говорит герою «Дворянского гнезда»: «Ты не скептик, не разочарованный, не вольтерьянец, ты — ОайОак, и ты злостны» банОак, Байбак с сознанием, не наивный ОанОак. Наивные байбаки л е ж а т себе на печи и ничего не делают, потому что не умеют ниче го делать,., ты мог бы что-нибудь д е л а т ь — н ничего ие делаешь; лежишь сытым брюхом кверху и говоришь: так оно н следует—ле жать-то, потому что в с е , что люди ни дела ю т , — в с е вздор н ни н чему не ведущая чепу х а . . . А сверх того вы в с е , в с я ваша бра тия—начитанные б а й б а к и , . , вам ваше внанне жалкое в подспорье идет, лень вашу н о стыдпую, бездействие ваше гнусное оправ дывает. Иной д а ж е гордится тем, что я , м о л , вот у м н и ц а — л е ж у , а т е , дураки, хлопо ч у т . . . А то есть у н а с н такие г о с п е д а — впрочем, я это говорю н е на твой счет— к-рые всю ж и з н ь свою проводят к каком-то млении с к у к и , . . Весь век собирается р а б о TjTb противный байбак..,» Эти обличения, напоминающие страницы знаменитой статьи Добролюбова об обломов щине, свидетельствуют л и ш ь о том рассло ении внутри самого дворянского к л а с с а , ко торое не могло не быть отражено его чутки ми художниками. Часть этого к л а с с а , пред ставленная Рудиными, Михалевичами, во многом у ж е примыкает к разночинцам, с к о торыми сходна по своему положению. Поэ тому корни добролюбовской" к р и т и к и нахо дим у самих « Л . л.» (конечно не у Б е л ь т о в ы х , а Михалевичей), п о с л у ж и в ш и х объек том д л я этой к р и т и к и . Развенчание «лишнего человека», а в его лице дворянской к у л ь т у р ы со всем ее обая нием, властной над неискушенной еще р а з ночинской молодежью, составляет одну и з самых я р к и х глав истории классовой борь бы в л и т е р а т у р е . Первый этап этой борьбы — с т а т ь я Ч е р нышевского «Русский человек н а rendez vous*, н а п и е а н н а я в 1858, когда крестьян с к и й вопрос ^сделался единственным пред-