* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

. Л И Ш Н И Е ЛЮДИ* [517 — 518] «ЛИШНИЕ ЛЮДИ* волгоцией и созданным ею буржуазным обшеством. Свое эмигрантство он возводит в к а ­ тегорию мировую, в непримиримое отрица­ ние всего земного, Баироновский герой—такой ж е вытесня­ емый и з ж и з н и аристократ, к а к и Р е н э Шатобриана, «Был знатен его почтенных предков род», сказано в «Чайльд Гарольде» [1812—1818]. Н о этот «лишний человек» вы­ рос в д р у г и х условиях. Тоска по прошло­ му, в конце-концов по старым феодальным временам, связывается у байроновского и байронического героя с тоской по свободе, с ненавистью к тирании к а к политической, т а к и общественной. Это—«частью ж а л о б а , ча­ стью отголосок прошлого, частью угроза бу­ дущего», говоря словами Коммунистичес­ кого манифеста» о феодальном социализме, одним из предшественников которого я в и л ­ ся Б а й р о н , х о т я в нем были задатки и более передового, революционно-демократи­ ческого миросозерцания. Представитель уг­ нетенной б у р ж у а з н ы м общественным строом, деклассирующейся феодальной аристо­ к р а т и и , Ч а й л ь д Гарольд может и ненави­ деть б у р ж у а з и ю и негодовать н а р е а к ц и ю , ибо в его стране р е а к ц и я с л у ж и т б у р ж у а ­ з и и ; он может клеймить е е , эксплоататорски-пена сытную и лицемерную, создающую враждебный ему мир общественных услов­ ностей. Н о феодальный радикализм этого героя т а к ж е бесплоден, к а к мизантро­ пия его старшего французского к о л л е г и , у которого свои счеты с революцией. Е г о сво­ бода—отвлеченная свобода, л и ш е н н а я вся­ к о г о реального с о д е р ж а н и я ; его обществен­ ный идеал, если таковой у него имеется,— это анархический индивидуализм, возмож­ ность п р о я в л е н и я избранной личностью сво­ ей воли. Н о т а к к а к эта свобода невозмож­ на, то байроновский герой бунтует сперва против к у л ь т у р ы , затем против бога— мирового п о р я д к а . Ч а й л ь д Гарольд превра­ щается в Л а р у , К о р с а р а , Г я у р а , а они— в Манфреда и в К а и н а (см.). Самая к а р ь е р а этих героев говорит о том, что к обществен­ но-необходимому т р у д у они отношения не имеют. Одна черта объединяет героев Б а й ­ рона, Ш а т о б р и а н а и их последователей: они романтичны. Это значит, что отчужденность и х от о к р у ж а ю щ е й ж и з н и , р а з л а д с ней не только не воспринимаются этими «героями» к а к некое уродство, к а к болезнь, а всячески идеализируются: они питают здесь гордость личности, видящей в этом признак своего рысшего назначения. Страдания Р е н э при Есей и х горечи становятся д л я него источ­ ником особого болезненного н а с л а ж д е н и я любования собой, благородством, величием своей личности, которую ничто мелко- удо­ влетворить не может. Он видит в этих страда­ ниях и в самой бесплодности своего суще­ ствования признак того, что он «перерос землю и венные удовольствиям. Р а з о ч а р о ­ ванный в мире и ж и з н и «лишний человек» и з 8пп.-европейской аристократии еще не разочарован в себе, в своем исключительном призвании. В с я феодальная гордыня к л а с с а , свысока смотревшего п а м и р , повелителем к-рого он мнил себя, здесь к а к бы сузилась до гордыни иаслючительноЙ личности— отпрыска этого класса. Эта черта, предпо­ л а г а ю щ а я длительную к у л ь т у р у власти и богатоо прошлое аристократии, продолжав­ шей и в форме романтической идеализации сопротивляться своему классовому врагу, отсутствует у русского «лишнего человека», история которого начинается с развенчания, вернее, с саморазвенчания. Появление русских «Л. л . * объяснялось раньше несоответствием полученного ими з а ­ падно-европейского образования условиям русской ж и з н и и гнетом николаевской реак­ ции, наступившей после разгрома декабри­ стов. Однако эти причины д о л ж н ы быть све­ дены к другим, более основным, В эпоху байронических поэм П у ш к и н а , в первой четверти X I X в , , перед русским помещичьим хозяйством, во всяком случае перед значительной частью его, у ж е вполне серьезно стояли вопросы капиталистическо­ го преобразования. Целый р я д фактов эко­ номической ж и з н и (высокие цены н а хлеб па мировом рынке, все возрастающая в свя­ зи с этим товарность самого сельского х о ­ зяйства и т . д.) успел у ж е убедить наиболее передовую часть средних помещиков (их-то и представляло г л . обр, умеренное северное крыло декабристов) в необходимости осно­ вательных б у р ж у а з н ы х реформ, к у д а вхо­ дила т а к ж е в той илииной форме ликвидация крепостного права и абсолютизма с заме­ ной последнего конституционной монархией, примерно, английского образца. Среднему дворянству противостояло высшее, гл- обр. новая аристократия, владевшая огромными земельными участками и тысячами д у ш кре­ постных, заинтересованная не в интенсифи­ кации сельского хозяйства, а в сохранении крепостнической эксплоатации. С этой про­ слойкой, экономически и политически преоб­ ладавшей, сталкивалось не т о л ь к о среднее дворянство, более и л и менее крепко сидев­ шее н а земле, но и дворянство разоряющее­ ся, «исторические роды», вытесненные новы­ ми, преуспевающими; постепенно т е р я я свои экономические и политические позипии, они напоминали своим положением те слои ан­ глийской аристократии, которые нашли сво­ его поэта в Б а й р о н е . И з этих групп и вы­ шел «москвич в гарольдовом плаще»—Евге­ ний Онегин, а еще раныле—герой байро­ нических поэм П у ш к и н а (см. ст. о «Евгении Онегине» в «Социологии творчества -Пуш­ кина» Д . Благого). Среди этих кругов бай­ ронизм нашел себе верных адептов, т а к к а к и они оказались вне действующих историче­ с к и х с и л , Онегины могут «со скуки» примк­ нуть к декабристам, но по существу они представляют прослойку дворянства, чуж­ дую каких-либо исторических перспектив, обреченную на вымирание. Иначе необъяс­ нимы эти « Л . л.» среди дворянства н а ч а л а X I X в . , в о время исключительного подъема этого класса, роста его политической мысли. Л и ш ь т а к о й прослойке могло быть свой­ ственно «это равнодушие к ж и з н и и к ее н а с л а ж д е н и я м . . . преждевременная старость души*, которую П у ш к и н пытался изобра­ з и т ь , начиная с «Кавказского пленника*, и в 17 е