* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
«ЛИШНИЕ ЛЮДИ» [515—310] «ЛИШНИЕ ЛЮДИ» деЙ «лишними» не субъективно, а объектив но? Конечно не р а з л а д со средой. Д и с г а р мония личности с окружающим миром может преодолеваться в процессах ее деятельности, ее воздействия н а эту среду и обратного дей ствия последней н а личность. Повидимому в понятие «лишний человек* входит отри цание такого преодоления, ибо в отношении среды он составляет величину отрицатель ную. Он неспособен к выполнению обще ственных функций, необходимых его клас с у , его социальной группе. Если исходить и з такого определения, то «Л, л.» могут быть признаны представители любых классов н а различных этапах и х истории. Н а р я д у с типами Дон-Кихота (см.) и Гамлета (см.), знаменующими разложение феодального общества не только в Англии или Испании, но и во всей Европе, к «лиш ним людям» мы отнесем и Альнеста («Ми зантроп» Мольера, 1665), и Вертера («Стра д а н и я молодого Вертера» Гёте, 1774), и ряд чеховских персонажей, и босяков М. Горь к о г о . Е с л и в лице Дон-Кихота мы имеем дело с «лишним человеком», пришедшим с л и ш к о м п о з д н о , с «лишним челове ком»; представляющим пережившую себя об щественную г р у п п у — р ы ц а р с т в о , то в ли це Альцеста и Б е р т е р а мы встречаемся с «Л. л . * , пришедшими с л и ш к о м рано, но сохраняющими те ж е , указанные выше признаки, В «Мизантропе» [1665] Мольера «развер нута трагедия буржуазного интеллигента в льстивом, л ж и в о м , лицемерном салонном об ществе» (Ф р и ч е), интеллигента, который столетием позднее нес бы важные обществен ные функции борца против абсолютизма, борца з а социально-политическое господство своего к л а с с а , В эпоху ж е Людовика X I V на его долю остается л и ш ь горечь разочаро вания и томление социального одиночества. Он перерос те з а д а ч и , ксторые в данный мо мент стояли перед его классом, и это делает из него «лишнего человека». В «Страданиях молодого Вертера» [1774] трагедия «лишнего человекам, к-рому п р и ш л о с ь ж и т ь в ту пору, когда, «еще далеко до настоящей зари^ ( Л у н а ч а р с к и й ) , да на еще более отчетливо. Здесь н а ш л о свое преувеличенное отражение отчаяние далеко опередившего свой класс бюргерского ин теллигента, у которого не было выхода. Ч у в ствуя в себе огромные силы д л я обществен ной деятельности, Вертер т а к ж е далек от того, чтобы проявить и х , к а к отставшая не м е ц к а я б у р ж у а з и я X V I I I в, от французской того ж е времени. Выполнять в своей среде какие-либо функции, имеющие социальную значимость, Вертер не может. Он не нужен еще своему к л а с с у , ему остается уйти в се б я , в свою неудачную личную ж и з н ь и погиСнуть. Самоубийство Вертера было бес сильным протестом передового интеллигента против отставшего от него класса, а в еще большей степени — против дворянства, задерясивавшего в своих интересах развитие этого класса, оскорблявшего достоинство его л у ч ш и х представителей. Протестуя против государственно-сословного гнета, против у с ловностей, созданных ненавистным передо вому бюргерству общественным строем, В е р тер я в л я е т с я идеологом класса, который не может еще сделать свою идеологию «руко водством к действию», и именно потому он и «лишний человек» своего класса и своего времени. Немецкое бюргерство дало не одно поколение Вертеров. Несчастные герои Гоф мана, в особенности его задыхающийся среди филистерства К р е й с л е р , несомненно продол жают т у ж е линию. Приведенные примеры достаточно показа ли, насколько различны я в л е н и я , которые с намеченной нами точки зрения могут быть отнесены к категории « Л . л.». У ж е самая пх пестрота заставляет усомниться в ее право мерности. Н е стирается ли п р и данном опре делении, если не сузить его, историческая специфичность этих образов, в конце-концов выросших н а совершенно определен ной социально-исторической почве? Мы зна ем, что представление о «Л. л.» ассоцииру ется гл, обр. с типами русской дворянской литературы X I X в . Расширение этого крут а «Л, л,» законно лишь постольку, п о с к о л ь к у аналогичны причины возникновения сбли жаемых нами общественных типов- С этой точки зрения между русскими « Л . л.» п героями Шатобриана и Б а й р о н а , д а ж е м е ж д у нашими Печориными н Р у д и н ш ш , с одной стороны, и Дон-Кихотами и Г а м л е тами-— с д р у г о й , больше общего, чем м е ж д у ними и , скажем, Альцестамн и Вертепами, И русские «лишние люди» и западные Гамле ты, Ренэ, Чайльд Гарольды—люди одного и того ж е класса н а переломе его истории. Тщательно диференцируя и х в связи с р а з личиями стран и эпох, и х породивших, мы все ж е можем выделить и х в одну доволь но широкую, п р и всех сделанных ограниче н и я х , категорию «Л, л,», В праве мы сделать это по отношению к таким фигурам, к а к Ренэ Шатобриана и л и герои Б а й р о н а , таюкеи потому, что с в я з ь и х с русскими « Л . л.» подтверждается не только соображениями более и л и менее общего х а р а к т е р а . Несом ненно и знаменательно, что существует не которая преемственность м е ж д у образами Шатобриана, Б а й р о н а и героями байрони ческих поэм (а через них и Онегиным П у ш кина). Эта преемственность в самой поэти ческой структуре образов л и ш ь подтверждает аналогию породивших и х причин. Мотивы отрицания общества, к у л ь т у р ы , бытия связывают у ж е шатобриановского Р е нэ, первый образ одинокого скитальца, от щепенца от жизни и истории в привычном нам смысле слова, с «Л. л.» нашей лит-ры. Правда, одинаковые следствия порождены здесь причинами хотя и аналогичными, но имеющими свои специфические особенности. Ренэ скучает, Р е н э разочарован, к а к н а ш и Онегины. П о это с к у к а гордого аристократа среди нового буржуазного мира, разочаро¬ вание человека, не нашедшего в ж и з н и всех тех благ, к-рые о н считал принадлежащими ему по праву. Ренэ—разочарованный рево люцией и созданным ею обществом д в о р я нин-эмигрант,—«внутренний» и л и внешний, что все равно,—выброшенный из жизни ре—