* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

по тъмъ страшнымъ мукамъ, которыя Кнрилломъ пережпваетъ въ своемъ нечеловъческомъ ужасё передъ наступающимъ концамъ. — Въ слъдующомъ, менъе другихъ удавшемся романе «Под­ росток^», паеосъ мысли несколько слабее, срав­ нительно меньше и душевной напряженности. Есть Bapiaiiin на прежшя темы, но уже осложненный Н Е ­ СКОЛЬКО иными мотивами. Намечается какъ бы воз­ можность преодолъшя прежнихъ крайнихъ отрицашй человёкомъ, и въ нашемъ о б ы д е н н р м ъ смыслъ здоровы мъ. Главному герою романа, под­ ростку, ведомы отдаленные отголоски раскольниковской Teopin—делены людей на ссмъющихъ>и на «дрожащую тварь». Онъ бы тоже хотъдъ причислить себя къ первымъ, но уже не для того, чтобы пере­ ходить «черту», нарушать «нормы»: въ его душе имеются и иныя стремлешя—жажда «благообразен», предчувств1в синтеза. Его тоже влечетъ Wifle zur Macht, но не въ обычныхъ проявлешяхъ. Онъ .кладешь въ основу своей деятельности оригиналь­ ную идею «скупого рыцаря»—прыбретеше власти посредствомъ денегъ, усваиваешь ее целикомъ вплоть до: «съ меня довольно сего сознанья». Но, будучи по натуре живымъ, подвижнымъ, онъ рисуетъ себе такое сознаше не какъ успокоеш© въ одномъ только с о з е р ц а н 1 и : онъ хочетъ чувствовать себя могу­ чи мъ въ продолжеше всего несколькихъ минуть, а потомъ онъ все раздаешь и уйдетъ въ пустыню праздновать еще большую свободу: свободу отъ Mipской суеты, отъ с е б я . Такъ, высшее прнзнаше с в о е г о «я», высшее утведждеше своей л и ч н о с т и , благодаря о р г а н и ч е с к о м у присутствие въ душе элементовъ христианства, на самой последней грани переходишь въ свое отрицаюе, въ аскетиэмъ. Другой герой романа, Версиловъ, тоже тяготеешь къ син­ тезу. Онъ одинъ изъ редкихъ представителей Mipoвой идеи, «высппй культурный типъ болевля за всехъ»; раздираемый противореч1ями, онъ томится подъ игомъ неимоверно огромнаго эгоизма. Такихъ, какъ онъ, всего, можетъ-быть, тысяча, не больше; но ради нихъ, пожалуй, и существовала Росыя. Миссия русскаго народа — создать черезъ посредство этой тысячи такую общую идею, которая объединила бы все частныя идеи европейскихъ народовъ, слила бы пхъ въ единое целое. Эта мысль о русской мисыи, самая дорогая для Д., варьируется имъ на разные лады въ целомъ рядё публицистическихъ статен; она была уже въ устахъ Мышкина и Шатова, по­ вторяется въ «Бр. Карамазовыхъ», но носителемъ ея, какъ о т д е л ь н ы й о б р а з ъ , какъ бы спещально для этого созданный, является только Версиловъ.— «Братья Карамазовы»— последнее, самое могучее художественное слово Д. Здесь синтезъ всей его жизни, всехъ его напряженныхъ искашй въ области мысли и творчества. Все, что писалось имъ раньше,— но более какъ восходяшдя ступени, ч а с т и ч н ы я попытки воплощешя. Согласно основному замыслу, центральной фигурой долженъ былъ быть Алеша. Въ ncTopiu человечества отмираютъ идеи и вместе съ ними и люди, ихъ носители, но имъ на смену приходятъ новые. Положеше, въ которомъ нынё очутилось человечество, не можетъ дольше продол­ жаться. Въ душе величайшее смятеше; на раэвалнпахъ старыхъ ценностей измученный человекъ сгибается подъ тяжестью вековечныхъ вопросовъ, потерявъ всяклй оправдываюпцй смыслъ жизни. Но это не абсолютная смерть: .здесь же муки ро­ ждешя новой релипй, новой морали, новаго чело­ века, который долженъ объединить — сначала в ъ с е б ё , а потомъ и въ действы—все частныя идеи, до техъ поръ руководившАя жизнью, все осветить новымъ светомъ, ответить во всеуслышанье на все вопросы. Д. успелъ выполнить только первую часть плана. Въ швхъ 14 книгахъ, которыя написаны, рожден ie лишь подготовляется, новое существо только намечено, внимаше уделяется, главвымъ образомъ, трагедди кончашя старой жизни. Надъ всёмъ проияведешемъ мощно звучишь последшй ко­ щунственный кличъ всехъ его отрицателей, потерявшнхъ последше устои: « в с е п о з в о л е н о ! » . На фоне п а у ч ь я г о сладострастен — К а р а м а з о в щ и н ы — зловеще освещена обнаженная душа человеческая, отвратительная въ своихъ страстяхъ (бедоръ Карамазовъ и его побочный сынъ Смердяковъ), безудерж­ ная въ своихъ падешлхъ и все же безпомощно мя­ тущаяся, глубоко-трагическая (ДмитрШ и Иванъ). Мчатся событел съ необычайной быстротой, и въ ихъ стремительномъ беге возникаешь масса резко очерченныхъ образовъ — старыхъ, энакомыхъ изъ прежнихъ творешй, но здесь углубленныхъ и но­ выхъ, изъ разныхъ слоевъ, классовъ л возрастовъ. И всё они спутались въ одномъ крёпкомъ узле, обреченные на гибель физическую или духовную. Здесь острота анализа достигаешь крайнихъ раэме­ ровъ, доходитъ до жестокости, до мучительства. Все это какъ бы только основа, на которой возвышается самая трагическая фигура — Иванъ, этотъ заступникъ, истецъ эа всехъ людей, эа все страдашя чело­ вечества. Въ его мятежномъ крике, въ его бунте противъ самого Христа слились все стоны и вопли, исторгавппеся изъ уешь человеческихъ. Какой смыслъ можетъ еще быть въ нашей жизни, какнмъ ценностямъ мы должны поклоняться, разъ весь м1ръ во зле и даже Богъ не можетъ его оправдать, разъ самъ Главный Архитекторъ построилъ его и про­ должаешь строить каждодневно на слезахъ улсо во всякомъ случае ни въ чемъ неповиннаго с у щ е с т в а ребенка. И какъ можно принять такой м1ръ, такъ ложно, такъ жестоко построенный, если даже и есть Богъ и беземертёе, было и будетъ Воскресен1е? Бу­ дущая гармошя во второмъ пришествш—уже не позитивистическая, а самая настоящая, п о д л и н н о е всеобщее счастье и всепрощеше, — разве можетъ окупить, оправдать хоть одну слезинку ребенка, за­ травленная псами или застреленная турками въ ту самую секунду, когда онъ улыбнулся имъ своей невинной детской улыбкой? нетъ, Иванъ лучше останется эа порогомъ хрустальнаго дворца, со своей неотомщенной обидой, но не допустишь, чтобы мать замученная дятяти обнималась съ его иучптелемъ: за себя, за свои материнские муки она еще можетъ прощать, но не должна, не с м е е т ъ она прощать за муки своего ребенка. Такъ Д., принявъ однажды въ свое сердце «по­ следняя человека», признавъ эа его пережнвашями а б с о л ю т н у ю самоценность, сталъ на ого сторону противъ всехъ: противъ общества, Mipa и Бога, пронесъ его трагедш черезъ все свои произ­ ведешя, воэвелъ ее на степень MipoBoft, довелъ до борьбы противъ с а м о г о же себя, противъ сво­ его же последняго убежища, противъ Христа. Тушь-то и начинается «Легенда о великомъ инкви­ зиторе»— завершительная идея этого завершительнаго творешя. Вся тысячелётняя ucTOpifl челове­ чества сосредоточивается на этомъ великомъ по­ единке, на этой странной, фантастической встрече 90-летняя старца со вторично пришедшимъ Спасителемъ, спустившимся на стогны плачущей Ка­ стами. И когда старецъ, въ роли обвинителя, го­ воришь Ему, что Онъ не предвиделъ будущей и сто pi и, былъ слишкомъ гордъ въ Своихъ требовашяхъ, переоценилъ Божеское въ человеке, не спасъ его, что т$ъ ужъ давно отъ Него отвер­ нулся, ушелъ по пути Умнаго Духа и дойдешь по