
* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
167 ГОНЧАРОВЪ 168 вре.менеыъ продолжала «идти въ голов*», и, фактъ глубоко любопытный — Г. его «лица не даютъ покоя, прпстаютъ, поэируютъ въ сценахъ». «Я слышу — раэсказываетъ дал*е Г.—отрывки ихъ разговоровъ, и мн* часто казалось, прости Господи, что я это не выдумываю, а что это все носится въ воздух* около меня, и мн* только надо сыотръть и вдумываться». Произведения Г. до того имъ были обдуманы во вс*хъ деталяхъ, что самый актъ писашя становился для него вещью второстепен ною. Г о д а м и обдумывалъ онъ свои романы, но писалъ ихъ н е д * л я м п . Вся вторая часть «Обломова», напр., написана въ пять нод*ль пребывашя въ Мар1енбад*. Г. писалъ ее, не отходя отъ стола. Ходячее представлеше о Г., какъ объ Обломов*, даетъ, такимъ образомъ, совер шенно ложное о немъ понлйе. Действительная основа его личнаго характера, обусловившая собою и весь ходъ его творчества, — вовсе не апатая, а уравнов*шенность его писательской личности в полное отсутсше стремительности. Еще Бълинсшй говорилъ объ автор* «Обыкно венной исторш»: «у автора -н*тъ .ни любви, ни вражды къ создаваемымъ имъ лицамъ, они его не веселятъ, не сердятъ, онъ не даетъ никакпхъ нравственныхъ уроковъ ни имъ, ни читателю, онъ какъ-будто думаетъ: кто. въ б*д*, тотъ и въ отв*т*, а мое д*ло сторона». Нельзя считать эти слова чисто-литературною характеристикою. Когда Б*линск1Й писалъ отзывъ объ «Обыкновенной исто рш», онъ былъ пр1ятельскп-зиакомъ съ авторомъ ся. И въ части ыхъ разговорахъ в*чно-бушуюпцй критнкъ накидывался на Г. за бозстрастность: «Вамъ все равно», говорилъ онъ ему: «попа дается мерэавецъ, дуракъ, уродъ или порядочная, добрая натура—вс*хъ одинаково рисуете: ни любви, пи нонавистп ни къ кому». За эту размеренность жиэненныхъ идеаловъ, прямо, конечно, вытекавшую нзъ размеренности темперамента, Б*линсшй назы вать Г. <н*мцемъ» и счиновникомъ». Лучшимъ источннкомъ для изучешя темперамента Г. можетъ служить «Фрегатъ Паллада»—книга, являющаяся дневникомъ духовной жизни Г. эа ц*лыхъ два года, нрнтомъ проведенныхъ при наименее будничной обстановке. Разбросанныя по книг* картины тро пической прпроды м*стами, паприм*ръ, въ знамснитомъ описан!и заката солнца подъ экваторомъ, возвышаются до истинно-ослепительной красоты. Но красоты какой? Спокойной и торжественной, для описашл которой авторъ не долженъ выходить за границы ровнаго, безиятежнаго и безпечальнаго соэерцашя. Красота же страсти, поэз1я бури совер шенно недоступны кисти Г. Когда «Паллада» шла Инд1йскимъ океаномъ, надъ вею разразился ураганъ «во всей форм*». Спутники, естественно полагавнне, что Г. захочетъ описать такое, хотя и грозное, но вм*сте съ т*мъ и величественное явлеHie природы, звали его на палубу. Но, комфорта бельно усевшись на одно иэъ немногихъ покойныхъ м*стъ въ кают*, онъ не хот*лъ даже смотр*ть бурю и почти насильно былъ вытащенъ наверхъ.—«Ка кова картина?», спросилъ его капитанъ, ожидая восторговъ п похвалъ.—«Beao6pa3ie, беэпорядокъ!», отв*чалъ онъ, главнымъ образомъ, занятый т*мъ, что долженъ былъ уйти «весь мокрый въ каюту, перем*нить обувь и платье». Если исключить иэъ «Фрегата Паллады» страницъ 20, въ общей слож ности посвлщенныхъ описашямъ красотъ природы, то получится два тома почти исключительно жанровыхъ наблюдешй. Куда бы авторъ ни пр1*халъ— на мысъ Доброй Надежды, въ Сингапуръ, на Яву, въ Японш,—его почти исключительно занимаютъ мелочи повседневной жизни, жанровые типы. Попавъ въ Лондонъ въ день похоронъ герцога Вел лингтона, взволновавшнхъ всю А н ш ю , онъ «не терпеливо ждалъ другого дня, когда Лондонъ выйдетъ изъ ненормальная положешл и заживетъ своею обычною жизнью». «Мнопе обрадовались бы ВИДЕТЬ такой необыкновенный случай», эамьчаетъ при этомъ врагъ «безпорядка^» во вс*хъ его пролвлешлхъ, «но мн* улыбался эввтратшй будничный день». Точно также «довольно равнодушно» Г. спошелъ всл*дъ за другими въ британский музеумъ, по сознашю только необходимости вид*ть это колос сальное собраше р*дкостей и предмотовъ знашя». Но его неудержимо «тянуло все на улицу». «Съ неиспытаннымъ наслаждстомъ», разсказываетъ дал*е Г.: «я вглядывался во все, заходилъ въ магазины, заглядывалъ въ дома, уходилъ въ предм*стья, на рынки, смотр*лъ на всю толпу и въ калсдаго встреч н а я отд*льно. Ч*мъ смотр*ть сфинксы и обелиски, мн* лучше нравится простоять ц*лый часъ на пе рекрести* и смотр*ть, какъ встретятся два англи чанина, сначала попробуютъ оторвать другъ у друга руку, потомъ осв*домятся взапмпо о здоровь* и пожелаютъ одинъ другому в с я к а я 6лаяполуч1л; съ любопытствомъ смотрю, какъ столкнутся дв* ку харки съ корзинками на плсчахъ, какъ нес отел не скончаемая двойная, тройная ц*пь экипажей, по добно р*к*, какъ иэъ нея съ неподражаемою лов костью вывернется одинъ экнпажъ и сольется съ другою нитью, или какъ вся эта ц*пь мгновенно онем*втъ, лишь только полисменъ съ тротуара под нимете, руку. Въ тавернахъ, въ театрахъ—везд* пристально смотрю, какъ и что д*лаютъ, какъ веселятся, *дятъ, пыотъ». Слогъ Г. — удиви тельно плавень и ровонъ, безъ сучка и за доринки. Н*тъ въ немъ колоритныхъ словечекъ Писемская, н е р в н а я нагромождешя первыхъ по павшихся выранссшй Достоевская. Гончаровсше пер1оды округлены, построены по вс*мъ правиламъ синтаксиса. Слогъ Г. сохранлетъ всегда одинъ и тотъ же томпъ, не ускоряясь и не за медляясь, не ударяясь пп въ паеосъ, ни въ не годование. Весь этотъ огромный запасъ художе ственной безмятедшости, нелюбви къ «безпорядку» и предпочтешл обыденная экстравагантному не могъ не привести къ тому, что типы Г. стоять обособленно въ ряду тпповъ, созданныхъ другими представителями его литературная покол*шя. Рудины, Лаврецше, Бельтовы, герои некрасовской «Саши», которые .... по св-Ьту рыщутъ, ДЬде себ-Ь всполнвекаго нщуть, все это—жертвы рокового несоотв*тств1я идеала и действительности, роковой невозможности сыскать себ* д*ятельность по душ*. Но все это, вм*ст* съ т*мъ, люди, стоящ!о на вершин* духовная сознашя своей впохи, меньшинство, люди, такъ-сказать, н е о б ы к н о в е н н ы е , рлдомъ съ которыми должны же были существовать и люди о б ы к н о в е н н ы е . Посл*днихъ-то вълнц* Адусвыхъ нр*шнлъ изобразить Г. въ своемъ первомъ роман*, при чемъ, однако, ничуть не какъ п р о т и в о п о л о ж н о с т ь меньшинству, а какъ людей, примыкающихъ къ новому течешю. но только безъ стремительности. Относительно этого основного нам*решл автора «Обыкновенной и сто pi п» долго господствовало одно существенное недоразум*ше. Почти вс* критики подозрительно отнеслись къ «положительности» старшая Адуева. Даже «С*верная Пчела», разбирая въ 1847 г. «Обыкновен ную исторш», сочла нужнымъ сказать несколько словъ въ защиту идеализма отъ узкаго каррьернст-