* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

335 БОЛГАРСКАЯ ЛИТЕРАТУРА 336 напомпнаетъ Достоевская въ самомъ процессе жестокихъ искашй, и лейтмотнвомъ его остается грозное «Vaesoli» («горе одинокому»). Такимъ же оди­ нокимъ философомъ и непонятнымъ для массъ, какъ поэте, остаетсяталантливыйхудожникъ и большой внртуозъ, образованный, популярный, натура открытая п гордая, добродушный и благородный «Пеичо»,— Пенчо Славейковъ, сынъ Петко Славейкова. По силе даровашя п оригинальности это единственный п оча­ ровательный поэтъ во всей Б. литературе. И въ немъ масса противореча,- .смлгченныхъ разве темъ, что по-своему Славейковъ любить людей, готовь ц имъ бросить нить, ведущую къ счастью, не навязываетъ окружающпмъ своихъ сомнешй и мукъ, понимаете красоты природы, прелесть беэхитростной песни, охотно переносится въ полное одушевлешя прошлое своего народа, работаете надъ выковкой болгар­ скаго поэтическая языка. Противореч1я въ немъ объясняются не только факторами чисто - идеаль­ ными. Быть-можетъ, они вызваны борьбой двухъ началъ въ воспитанш: живописная простота здоровыхъ Балкановъ, патриархальная семья, сильное съ детства обаяше устной поэзш—и утончоннап культура запада, воскресшая романтика, импресаонизмъ, Ленау, Шеллп, Бодлэръ, Верлэнъ, Ницше, Микеланджело, Беклинъ, сонмъ модернистовъ. Здравый смыслъ, истинное чутье красоты освободили хората?», 1895; «Първа стдшса», 1898, и разбросан­ весь хаосъ въ создавшемся новомъ для Славейкова ные въ журналахъ), отчасти публицистические очерки Mipe отъ болезненной мучительности, подарили ему («Кннгата и животътъ», 1903) дали поводъ считать редкое умете соединять ароматъ ландышей, собранавтора даже «энамоносцемъ краснаго знамени», ныхъ въ дёвственной траве болгарскихъ полей и лесовъ и ому верили, вогда онъ эвалъ «впередъ въ нерав­ («Момини сълзи», 1888), съ дивны мъ раэнообраз!емъ ный бой: онъ при несетъ намъ славную победу и обраэовъ и порывовъ, грозъ нпскашй въ замечательдругое, болъе ясное первое мая». Послъ знакомства ныхъ и не пмеющихъ равныхъ себе во всей Б. ли­ съ модерниэмомъ Андрейчинъ быстро меняете дог­ тературе сборникахъ «Епически песни» (1896) и нать и въ стпхахъ трактуетъ больныя пepeживaнiя «Бленове» (1898). Какъ-будто навсегда отвернулся души, воспеваете смерть въ обълт1яхъ женщины, поэтъ отъ солнца и цветовъ-радостей, бередить подражаетъ Верлэну, нмпрессшнистамъ («Любовь безыменный раны души своей, съ тоскливой про­ шей говорить о своихъ и чужпхъ страдашяхъ, хо­ ц мя»ка», 1899; «Шснп. Нови стихове», 1902; «Въ четъ сломать камень и раскрыть уста вековечная мълчанпето на ношьта», 1905). Болыппмъ, совер­ сфинксасъ искривленной улыбкой-тайной, въ безснлш шенно одинокимъ въ Б. литературъ поэтомъ-филосо- презираете все решительно, особенно толпу, и за­ фомъ былъ н остается образованный, отвлеченный, мыкается въ гордомъ терзаши неутоленнаго сердца интересный въ жизни и странный въ общественной своего («Сънъ за щастпе», 1908). И отъ нихъ снова деятельности Стоянъ Мпхапловсшй. И въ безбрежно- бросается къ родному народу, въ духе эпопеи ри­ мпстическомъ одиночестве—вся сила его. Противо- суете картины быта изъ эпохи освобождешя бол­ \Лч'\& съ м|ромъ, съ политическими и культурными гаръ («Кървава песепь», 1910), снова облекаете кружками Болгарш, съ прежними его же произве­ произведенш родного фольклора въ пэящныл формы, дениями и всегда съ самимъ собой—вотъ сущность ие отнимая у нихъ царственной простоты и этого загадочная, влекущая къ себе красивой тай- наивно-прелестной музыки («Коледари»). Наконецъ, пой и отталкивающая мучительно-мрачной холод­ Славейковъ даетъ странный сборникъ стнхотво­ ностью писателя. Не примыкая ни къ одной партш, решй, будто бы переведснныхъ имъ и прииадлсМпхайловсюй остается «одинокимъ умственнымъ жащихъ раз нымъ не существующимъ поэтамъ, съ ихъ арпстократомъ, который одновременно стреляете и фантастическими бшграф1ями (на самомъ деле, мо­ въ угнетателей, и въ угнетаемыхъ». Поэтъ, паряшдй ментами своей автобюграфш) — «На острова на где-то высоко, но не на небе, сильный въ ядовитой блаженпте» (1910). Скорее вне художествснно-насатире, въ эпиграмме съ тяжелымъ стихомъ («Са- цшнальнаго течешя стоить оригинальный виртуозъ тири. I . Нашите писачн и газетари», 1893), без­ стиха, изящный лирпкъ, Петко Яворовъ. И онъ жалостный въ боевой аллегорш («Источни ле­ началъ литературную деятельность въ демократичегенды >, 1904), вместо чувства онъ предлагаете дока­ скомъ духе, рисовалъ картиды изъ быта крестьян­ зательство, вместо образа логику. Мятежный и не­ ства. Написанные имъ подъ впечатлешемъ маке­ уравновешенный, опасный для всехъ и больше донской революцш, въ которой авторъ принималъ всего для себя, Мпхайловсшй далъ въ трехъ ча­ учаспе, «Македонское сонеты» показались чемъ-то стяхъ сборника «Novissima Verba* (1889 — 90), напоминающимъ Ботева. Но гражданская скорбь—ве «Поема на элото» (1889), «Книга безъ заглавие» стих1л Яворова, и, познакомившись съ корифеями (1892), «Книга за българския народъ» (1897), «Книга немецкая и русскаго модернизма, поэтъ обращается за оскърбените и онеправданнте» (1903) и др. еще къ инымъ сюжетамъ, даетъ прекрасный образецъ неоцененный вкладъ не только въ одну Б. литера­ символической пдиллш «Калиопа», где индиви­ туру. Въ искашяхъ той глгантски-великоЙ правды, дуальный переживашя уживаются съ сощальнымъ которая дала бы ответь на все мучительные во­ элемеитомъ. Онъ далъ образцы полныхъ гибкости, свое­ просы MipoBoro характера, Михайловсшй ниспровер­ образной музыки, силы и задушевности мелкихъ гаете вчерашше кумиры, отворачивается отъ сегод­ лирическихъ стнхотворешй, пленяющихъ планяшней правды, чтобы завтра ей поклониться, и сощалистнческихъ идей, довольно, впрочемъ, случайныхъ въ Болгарш конца Х1д в. Таковы его поэма «Углекопы», «Малкото шопче», отчасти «Сбирка стихотворения» (1895), причемъ даже радостно мерцаюния въ небе звезды напоминали поэту «слезы раба, чтб вечно, безъ устали льются» Эти мотивы уже исчезаютъ въ новыхъ пропзведешяхъ его: «Дътска китка. Стихотворения за дЬца» (1898), «Мъхурко. Приказка въ стихове» (1900), въ «народно-эпической» поэме «Крали Марко» (1901) л др., написавиыхъ въ подражаше устнымъ пъснямъ, легкимъ эвучнымъ стпхомъ, съ красотой вымысла, съ артистическпмъ отношешемъ къ образамъ фольк­ лора. Было время, когда въ униженныхъ и оскорбленныхъ единственный достойный писателя объектъ видвлъ оригинальный, несомненно даровитый Ки­ риллъ Христовъ, болъе слабый въ драм* (напр., «Стълпотворение», 1905). Его разсказы написаны съ знашемъ быта, отмечены печатью своеобразная болгарскаго духа; но послъ перелома, подъ вл]яшемъ западнаго модернизма, Христовъ обращается къ другимъ сюжетамъ (см. ниже). Судьба этого писа­ теля несколько напомпнаетъ пере л омъ въ пропзведешяхъ Ивана Андрейчпна. И его разсказы изъ сельской жизни, иэъ быта бедноты, согретые лю­ бовью къ пролетар1ату («Мамо, за що се биьътъ