* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

811 АНДРЕЕВЪ 812 убиваетъ Савву. Но это не только физическая сыерть, которая всегда мало страшила Савву: тутъ крахъ его Teqpifi, потому что онъ видишь свое безсшне въ борьбе съ п о т р е б н о с т ь ю веры въ чудо. Въ разсказ* «Тьма» герой—тоже крайшй революцшнеръ. По пятамъ следптъ за нпмъ полищл, и онъ, девственнпкъ, вынужденъ укрыться въ публичномъ доме. И тутъ происходить вызвавraifi очень много толковъ разговоръ, ради котораго, очевидно, и весь разсказъ наппсанъ. Проститутка говорить целомудренному дотоле и полному сознашл своего самопожертвовашя революционеру: «Ка­ кое же ты имеешь право быть хорошимъ, когда я плохая»? Эта постановка совершенно ошеломила револющонера, осветивъ ему т а ю я стороны нравственнаго ригоризма, о которыхъ онъ никогда не думалъ.—Самое неудачное пзъ политическихъ про­ изведешй А.—«Царь Голодъ».Въ нарочито-кошмар­ ной манере, напоминающей «Пляску смерти» Дюрера и рисунки ГОЙИ, изображена современная борьба клас­ с о в о Действующая лица: Царь Голодъ, «ВремяЗвонарь», Смерть, Судъ надъ голодными происхо­ дить во имя Дьявола и т. д. Двуличный Царь Го­ лодъ то возбуждаетъ голодныхъ, безъ надежды на успехъ, къ бунту, то объявляешь себя «лакеемъ» богатыхъ.Въ отвратительномъвнде выставлены обл;праюшдеся, опиваюшдеся, распутные п трусливые пра­ вящее классы. Но не менье гнусны и голодные, среди которыхъ авторъне отделяешь рабочихъ отъ воровъ, хулигановъ, простптутокъ и ихъ сутенеровъ. Это новые варвары; они ежпгаютъ спасающихся ж е н щннъ, убиваютъ детей, разрушаютъ библ1отеки ii картпнныя галлереи. Въ общемъ, отсутств1е чув­ ства меры, необходимое даже для аллегорш и фан­ тастики, не даешь созреть чувству ужаса въ душе читателя. Зато сильнейшее впечатлеше, и именно по­ тому, что въ неыъ нетъ крикливости, производить «Раз­ сказъ о семи повегаенныхъ». Наппсанъ онъ мастер­ ски, съ выдающеюся художественною сжатостью, въ прекрасной реалистической манере, безъ всякихъ модерннстекпхъ вывертовъ. На короткомъ простран­ стве нарисованъ целый рядъ врезывающихся въ па­ мять портретовъ п потрясающпхъ именно своею сдер­ жанностью сценъ, въ роде последняго свидашя предъ казнью Головина съ матерью и бодрящимся отцомъ. Съ замечательно-художественнымъ тактомъ плп вер­ нее пскусствомъ, описано самое страшное—поездка осужденныхъ по Сестрорецкой дороге на JIuciG носъ, въ славное утро, когда былъ такъ мягокъ и пахучъ весеншй снегъ, и такъ свежъ н крепокъ весеншй воздухъ. Ни одного почти возгласа; только мелшя подробности, именно своею ничтожностью н безразличёеыъ оттенлюшдя ужасъ положешл силь­ нее велкпхъ лирическнхъ отступлений. По теплоте чувства этотъ разсказъ занимаеть совершенно особое место въ ряду беэнадежно-пессимнетическнхъ произведешй А. — «Разсказомъ о семи повешенныхъ» пока заканчивается пер1одъ литературныхъ успеховъ А. Остальныя произве­ дены последнихъ летъ доставили ему гораздо больше тершй, чемъ розъ. Съ А. повторилось то же самое, что и съ Горькнмъ. Значительно охла­ дела къ нему публика, хотя пнтересъ къ его лите­ ратурной деятельности собственно не ослабелъ: въ огромномъ количестве—десятками тысячъ—расхо­ дятся его произведения, а пьесы выдерживаютъ сотни представлешй. Но критика последнихъ 3— 4 летъ настроена чрезвычайно враждебно. Еслп и въ п е р в ы й ' перюдъ внезапнаго огромнаго успеха А. таюе органы, какъ «Новое Время», въ самыхъ грубыхъ выражешяхъ выступали противъ него, то теперь противъ А. ополчились критики совсемъ : иного рода. Эту. атаку стремительно началъ Мережковешй въ «Русской Мысли» 1908 г. (№ 1) въ статье «Въ обезьяньихъ лапахъ». Даровав1е А. МеpeaiKOBCitifi прпзналъ, однако, «почти гентальнымъ». Дальнейпия нападения—Айхенвальда, Абра­ мовича, Гипшусъ, Философова, Ч у к о в с к а я и др.— были гораздо резче. Очень большую роль въ но­ вейшнхъ оценкахъ А. сыграло сказанное какомуто посетителю чрезвычайно злое слово Толстого: «онъ насъ пугаетъ, а намъ не страшно». Несо­ мненно, однакоже, что это убийственное определеше въ полной мере применимо только къ такнмъ ходульпымъ вещамъ, какъ,напр.,«ЦарьГолодъ».—Ли­ тературная деятельность А. за последше 3—4 года сосредоточилась, главнымъ образомъ, на драматическихъ пронзведев1\яхъ. Съ 1906 г. имъ написаны три бытовыя, илп отчастп битовый, пьесы: «Дни пашей лензнп» (1908), «Анфиса» (1909) и «G-аиd e a m u s » (1910), и четыре символическая: «Жизнь Человека» (1906), «Чериыя маекп» (1907), «Анатема» (1909) и «Океанъ» (обълвленъ его выходъ). Изъ беллетрпстпческихъ произведешй последняго перюда, А. въ «1уде Искарште» (1907) делаешь психологичеекп мало-обоснованную попытку въ пре­ дательстве 1уды усмотреть какой-то своеобразный порывъ къ правде. Очень талантливый п искусно построенный «Мои записки» (1908) представляютъ собою ироническое восхвалеше целесообразности той «священной железной решетки», сквозь клетки которой человечеству приходится воспринимать Mipb. Н а самомъ деле, конечно, дсизнь по А. без­ вольна и беземысленна. Изъ бытовыхъ пьесъ «Дпи пашей жизпп» сценичны и продолжаютъ быть репертуарной пьесой; но чтобы изображенная въ ней вечно-пьяная компашя хоть сколько-нибудь характеризовала современную молодежь—сказать невозможно. Въ «Gaudeamus» А. вводить целый рядъ внешнихъ пролвлешй студенческнхъ настросшй— сходки, комитеты п т. д.,—но по существу и эта, какъ ее назвали въ одной н а р о д и , «драма въ четырехъ попойкахъ» вся проходить около водки, любовныхъ увлечешй и вечерппокъ. Сценическаго успеха «Gaud e a m u s » не имело, какъ не имела его и «Анфиса», где быть перемёшанъ съ символикой чистомеханически, и впечатлеше двоится. Въ «Черныхъ маскахъ» символика такая туманная, что эта пьеса справедливо считается своего рода лптературнымъ ребусомъ. «Жизнью человека» открывается «богобор­ ческая» полоса творчества А. Въ число действующпхъ лпцъ введенъ «Некто въ серомъ», безстрастно возвещающей о наступающихъ собьгпяхъ и грядущемъ горе, но остаюпцйся совершенно глухнмъ сначала къ мольбамъ, а потомъ къ прокллТ1ямъ пораженныхъ жизненными катастрофами несчастиыхъ. Вся «Жизнь Человека» нарочито на­ писана, какъ теперь выражаются, «стилизованно», т.-е. отвлеченно и стилизованно именно въ манере старыхъ лубочпыхъ картинъ: человекъ рождается, имеетъ сначала успехъ, затемъ его преслёдуютъ несчастш, смерть близкнхъ и т. д. В ъ стиле шЬхъ же прпмнтнвовъ и у всехъ действующихъ лицъ нетъ пменъ, а имеются только Друзья человека, Враги человека и друпя наивный персонпфпкацш ста­ рыхъ лубковъ. Въ«Анатэме» А. взялся за задачу, ко­ торая подъ силу только титанамъ поэз!н. Предъ нами не более, не менее какъ новая Bapiania «Фауста», попытка осветить трагическую лоллизпо между жаждою точнаго представлешя о впровомъ процессё п невозможностью «чпеломъ и мерой» определить природу MipoBoro разума. У «заклятаго духа» Анатэмы есть «умъ, ищуицй правды», но нетъ сердца. Ему поэтому только нужно узнать « и м я добра,