* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

3.14. hm{e (jpnle l`pjqhqŠqjni) qnbpelemm{e jnm0eo0hh nqmnb nayeqŠb` h dbhfryhu qhk hqŠnphh сегодняшнему дню наложить специфический отпечаток на историю человечества по всей земле»1. «Метафизическое» отношение к миру, породившее подавляющее человека отчуждение, в эпоху нового времени вылилось во всевластие науки и техники, растущий нигилизм и обезбожение. Научное сознание заменяет действительность «картиной мира», которую оно стремиться покорить. Для него характерно «эксплуататорско-объективистское» отношение к миру. Удел человека, живущего в конце «метафизической эпохи», — существование в десакрализованном и бессмысленном мире, подчиненном научно-техническому манипулированию. Выход из положения состоит, по Хайдеггеру, в отказе от «предметного» овладения бытием и возрождении чувства сакральности мира. Идеи, которые развивались в работах Ясперса и М. Хайдеггера, имеют свою предисторию. Еще немецкий писатель и философ Новалис (наст. имя и фам. — Фридрих фон Харденберг) (1772–1801) выделял прошлое, когда человек был слит с природой, и настоящее, характеризующееся разрывом внутреннего единства человека и природы. С позиций романтизма он критиковал «царство разума», т. е. буржуазной культуры, науки и техники. Сходные мотивы звучат и в работах другого немецкого романтика — уже знакомого нам Ф. Шлегеля. По существу, в качестве главной, но негативной силы исторического развития предстает человеческий разум в совместном труде мыслителей Франкфуртской школы — Макса Хоркхаймера (1895–1973) и Теодора Адорно (1903–1969) «Диалектика просвещения» (1944; 1947; 1967; рус. пер.: М.; СПб., 1997). Основной их тезис — «репрессивность разума», который с каждым своим шагом по пути рационализации мира и просвещения все в большей степени подавляет жизненные основы человеческого существования. Опасность представляют даже самые гуманные идеи, когда они переносятся философией истории в саму историю в качестве действующих сил. «Таким образом, — пишут авторы, — христианство, идеализм и материализм, содержащие истину, наряду с тем все же несут ответственность за те мошеничества, которые во имя их совершаются. В качестве провозвестников силы — будь то даже сила добра — они превратились в способствующие укреплению организации исторические силы и в качестве таковых сыграли свою кровавую роль в действительной истории человеческого рода: роль инструментов организации. Так как история в качестве коррелята унифицированной теории, в качестве конструкта оказывается не благом, но как раз кошмаром, мышление становится воистину негативным элементом»2. Взгляд на общественное (социарное) сознание как на основу общества и ведущую силу исторического развития отстаивается в нашумевшей, но в теоретическом отношении совершенно пустой статье американского социолога Фрэнсиса Фукуямы «Конец истории?» (1989; рус. пер.: ВФ. 1990. № 3; Философия истории. Антология. М., 1995), а затем в его книге «Конец истории и последний человек» (1992; рус. пер. М., 2004). «Я же, наоборот, считаю, — пишет, критикуя марксизм, Ф. Фукуяма, — что и экономика, и политика предполагают автономное, предшествующее им состояние сознания, благодаря которому они только и возможны»3. Как указывает Фукуяма, сознание не обязательно должно быть достаточно продуманным и выступать в облике политических учений. Оно может принимать форму религии или простых культурных или моральных обычаев. «Но, в конце концов, эта сфера сознания с необходимостью воплощается в материальном мире, даже — творит этот материаль1 2 3 Heidegger M. What is Philosophy? New Haven, Conn., 1956. P. 31–33. Хоркхаймер М., Адорно Т.В. Диалектика просвещения. Философские фрагменты. М.; СПб., 1997. С. 274–275. Фукуяма Ф. Конец истории? // Философия истории. Антология. М., 1995. С. 297. 363