* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

469 Тютчев. 470 рическими» «византийско-русского ми­ торого некий непреодолимый вихрь ра». Однако, ко времени Т. начинался уносит из «обители отцов*. Тот же «мо­ процесс упадка старо-дворянской куль­ гучий вихрь», «вихрь судьбы» «метет из туры, ее разложения городскими бур­ края в край, из града в град» самого Т., жуазными воздействиями. В своей но действенному и мятежному роман­ личной ЖЕТЗИИ Т. совершенно оторвался тизму «восторженного хулителя ми­ от усадебного мира (университет, дли­ розданья», питомца «бурь и мятелей», тельное пребывание в Германии в ино «орла» — Байрона, Т. противопоставля­ язычной и ипокультурной среде). Сам ет другой тип романтизма, символом поэт резко ощущал свой отпад. В сти­ которого является излюбленный не­ хотворении, написанном после переезда мецкими романтиками образ «лебе­ в Россию, при посещении родовой дя» — пассивный и мечтательный ро­ усадьбы, он прямо отрекается от «не­ мантизм полного слияния с природой, милой» родины—усадебной, старо-дво­ мистических «всезрящих слов», одино­ рянской России, которая чужда ему, ких «звездных» очарований. Одино­ «как канун дня его рождения» (письмо чество, резкий индивидуализм явля­ к жене). Но, вместе с тем, этот навеки ются одним из основных элементов утраченный Т. «русско-византийский мироощущения Т. Выпавший из прош­ мир» продолжает сохранять над ним лого, из «обители отцов», поэт чужд и особое «обаяние» — «величие поэзии новым социальным формациям—совре­ необычайное». Эта противоположная менности. В окружающей действитель­ настроенность находит выражение, с ности он ощущает себя «обломком одной стороны, в общей лирике Т., с прежних поколений», «сирой, полусон­ другой-в его философско-исторических ной тенью», обреченной «брести за и общественно-политических взглядах новым племенем»; одиноким, засох­ (политические статьи и стихи), внешне шим листом, случайно уцелевшим на резко-противоречащих первой, но на «докучной» ветке обнаженного осенью самом деле образующих с нею типич­ леса. В ряде стихотворений им декла­ ное диалектическое единство противо­ рируется полная отъединенность от положностей. современной жизпи, от «буйной , годи­ ны» пастоящего, полная погруженность Т. начинает свою поэтическую дея­ тельность на основе «высокой» тради­ в себя, в «святилище души» — единст­ ции классической поэзии X V I I I века венной хранительницы прошлого-—в (Ломоносов, Державин и их школа). «царство милых теней», «безмолвных, В оде «Урания» (1820) им воспевается светлых и прекрасных» призраков традиционный «космос» классицизма— «великого», «славного былого». «Душа воплощенная действительность, «све­ моя—элизиум теней! Что общего меж тозарный день», осуществленная «гар­ жизнью и тобою? Меж вами, призраки мония» отстоявшегося классово-дво­ минувших лучших дней, и сей бесчув­ рянского строя, иерархия сил, соз­ ственной толпою?» спрашивает себя давших и поддерживающих этот строй поэт. Ответом являются знаменитое («в зарях златоцветных. па тронах «SiIentium» (1830) с его призывом пре­ высоких, в сияньи богов, сидят веле- рвать все связи с людьми, стихотворе­ лепно спасители смертных, создатели ние «Душа хотела б быть звездой», в ко­ блага, устройства градов»). Но вскоре тором высказывается парадоксальное после переселения Т. в Германию желание «гореть» невидимой с земли влияние классических образцов сме­ «дневной» звездой, и др. Однако, на няется глубоким воздействием немец­ ряду с предельным возвеличением, поч­ кой прэ-романтической и романтиче­ ти обожествлением своего «светозарно­ ской лирики. В поэзии Т. начинает на­ го» «я», оторвавшийся от обществен­ стойчиво звучать мотив исхода, выпа­ ного коллектива, «покинутый ла само­ дения из «отцовского» мира, —роман­ го себя» поэт с особенной болезнен­ тический мотив «странничества». В ностью ощущает слабость, беспомощ­ переводном отрывке второй половины ность одинокого человеческого сущест­ 20-ых гг.—«Байрон», рисуется «измена вования, ограниченного по самой сво­ отцовским ларам», «бегство» поэта, ко­ ей природе и беззащитного перед ли«