* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
101 Деятели СССР и Октябрьской Революции. 102 меня. Потом всех уводят и вводят каж дого по одиночке. .Узнаете ли в этом человеке того, кто стрелял в околоточ ного надзирателя?" Долгое томительное молчание. Как-то вспышкой в голове проносится сцена из „Джунглей" Кип линга: „Смотрите внимательней, о, вол ки"! Это—ночная сцена в джунглях, ко гда волчье племя производит испытание молодым волкам на предмет установле ния их зрелости и пригодности для са мостоятельной волчьей жизни. „Смотри те внимательней, о, волки"! И тут жан дармский офицер возглашает: „Смотри те внимательнее на этого человека". Один, другой, третий свидетель зая вляют: „Нет, не тот". А четвертый, какойто облезлый шпик, гнусавенько спешит заявить: „Как же-с, он самый. Очень да же узнаю". Но на жандарма это не про изводит впечатления. Он больше инте ресуется мнением старичка (как я по том узнал—квартирного хозяина, где про исходило накрытое полицией собрание и где некто стрелял в надзирателя). Старичок долго колеблется, но потом как-то со вздохом заявляет: „Нет, не он". На рассвете меня везут безлюд ными сонными улицами в тюрьму. Всю дорогу я думал: „а что, если бы стари чок признал во мне разыскиваемого суб'екта? Не миновать бы виселицы. Нечего сказать, наградили меня друзья паспортом!" Отправили меня обратно в москов скую тюрьму. А в Москве охранники вдруг вспомнили, что за мной числится должок правительству — не отбытая воинская повинность. Злорадно потирая ручки, какой-то охранник хихикнул: „Это вам будет похуже ссылки, в казарме вам покажут". Тюрьма, этапное путешествие, лаза реты, освидетельствования и я в Екате ринбурге, в солдатской шинели, на пра вах поднадзорного „защитника царя и отечества". После нескольких месяцев строгого надзора я начал вылезать из казармы и разыскивать старых друзей по 1905 г. Кое-кого к великой радости нашел. Стал получать вышедшую тогда газету „Звезда" и кое-какую нелегаль щину. Потянуло на волю. Под меня подстраивали мину наиболее подлые и реакционные офицеры (подбрасывались устарелые прокламации и т. п.). Я со бирался было удирать и переходить на нелегальное положение, как добрые лю ди посоветовали сунуть «барашка в бу мажке" врачу и откупиться от солдат чины. На второй год солдатчины это удалось осуществить, и я освободился, заодно и легализовался. В маленьком уездном степном город ке мой старший брат издавал газетку „Степь", в которую я и поехал работать. Обычно газета при всей ее левизне редко выходила за пределы местных тем. Мое пребывание в газете совпало с сильным неурожаем в крае. И тут, наблюдая деятельность царских прави тельственных органов в борьбе с по следствиями неурожая, наблюдая во ровство, бездарность, бюрократизм, бездушное отношение властей к голо дающему населению, мы стали разобла чать начальство ядовитыми фельетона ми. Посыпались штрафы, конфискации газеты. Наконец, мне было дано понять, что и до меня добираются. Тут появилась на свет газета „Правда". Получив первые 10—20 номеров, я стал подумывать о Петербурге. Связей у ме ня в столице не было, но я двинулся на авось. Через несколько месяцев мы тарств я нашел пути в „Правду" и с упоением стал в ней работать. Одно временно начал вести полулегальную работу в рабочих клубах и профсоюзах. Принимал участие в сокрушении мень шевистского влияния в союзе метал листов и в некоторых клубах (например, „О-во Образования" за Московской за ставой, где пришлось „вышибать" ма терого меньшевика Абросимова, впо следствии оказавшегося провокатором). Весною 1913 г. я был арестован и по сле нескольких месяцев пребывания в „предварилке" освобожден без всяких последств и й. Разумеется, немедленно вернулся в „Правду". Вскоре вместе с другими товарищами стали организо вывать рабочий журнал „Вопросы Стра хования", в котором и был секретарем до вторичного ареста, осенью 1913 г. На этот раз, перезимовав в „предва рилке", я был выслан в Челябинск. В Челябинске по возможности прово дил влияние .Правды" в рабочую массу, вербовал подписчиков и корреспонден тов, проникал в кооперативы, союзы, пользовался всякими возможностями легального и отчасти нелегального по рядка. С об'явлением войны я был по распоряжению из Петербурга арестован и просидел несколько месяцев в такой изоляции, что только по выходе узнал, кто и с кем воюет. В 1915 г. был еще раз арестован, но не надолго. За это время удалось связаться с товарищами, жившими в других городах Урала. Со стоялось в Екатеринбурге небольшое партийное совещание по вопросу об от ношении к войне, на котором участво вали Крестинский, Севрук (тогда боль шевик), я и др. Еще не имея никаких 4*