* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

579 АВТОБИОГРАФИИ РЕВОЛЮЦИОННЫХ ДЕЯТЕЛЕН 70—80 ГГ. 580> ния. Первый раз, как тетя пошла к испо­ веди, ксендз, уже осведомленный о приезде нового русского должностного лица и о нашем семейном положении, угрожал ли­ шить ее причастия, если она не покинет эту семью врага веры и родины. У нас стала часто бывать молодая девушка, даль­ няя родственница тети, Идалия. С тетей и моим отцом она много говорила о не­ давних событиях. Помню, раз отец читал ей стихи Беранже, в которых говорилось об узниках, и при этом выразительно указал на видневшийся из окон гостиной замок. Я поняла этот жест. Я знала уже, что там в заключении сидят польские мя­ тежники. Летом, когда „бабуня" —мать нашей мамы, вернулась из Екатеринослава с младшими членами нашей семьи, ко­ торых не решились везти так далеко зи­ мою, мы перешли в более просторный дом, окруженный тоже садом. Одна сторона сада выходила на нашу прежнюю улицу, другая—на улицу, идущую от ворот „па­ лаца" в город. У этих ворот часто толпились женщины с узелками и корзи­ нами—я знала, что это жены и матери уз­ ников, приносящие им пищу. Раз, в течение дня, я заметила, что стар­ шие о чем-то таинственно переговариваются, уловила, что ночью должно что-то произойти. Не засыпая, ждала и, когда заметила, что старшая сестра и гувернантка осторожно пробираются из нашей комнаты к выходу в сад, пробралась и я за ними. Меня за­ мечают, тщетно уговаривают вернуться. Я остаюсь. Улица сплошь покрыта народом, оттесняе­ мым к нашей ограде верховыми, фигуры которых маячат над ним в отдалении. Ночь не темная, может быть, лунная. Слышатся приглушенные разговоры, вздохи, тихий плач. Я вся дрожу. Раздается стук распахи­ ваемых ворот, возглас: „ Ксендз Седроцкий!" *), затем неясное бормотание... потом отчетливо, твердо: „на вечную каторгу!" Из ворот каземата вылетает тройка, про­ носится мимо, раздаются крики, проклятия, рыдания... Затем опять напряженная ти­ шина, лязг ворот, чтение приговора, из ко­ торого мне слышно только громко выкри­ киваемые фамилии заключенных и срок каторги: 20 л., 15 и т. д. И опять вылетает из ворот тройка, опять плач и проклятья. Что такое каторга, я, которой месяца за три-четыре перед этим исполнилось десять лет, разумеется, не понимала, но все это зрелище потрясло меня глубоко, и впослед­ ствии я долго приставала ко всем, доби­ ваясь его разъяснения. К последующей затем осени и зиме от­ носится мое первое знакомство с произве­ дениями Некрасова, влияние которых имело *) Главный руководитель восстания в Немирове. большое значение в моем развитии. Когда по­ стоянные разъезды по мировому участку позволяли отцу оставаться дома, он звал к себе нас, трех старших, мы усаживались около него, он брал прекрасно изданную в изящном коричневом переплете книгу и читал нам: „Мороз красный нос", Л^азмышления у парадного подъезда", „Рыцарь на час". Когда он читал: „От ликующих* праздно болтающих, обагряющих руки в кро­ ви, уведи меня в стан погибающих за ве­ ликое дело любви...", отец, разумеется, не подозревал, куда заведут меня такие слова. Все это мне очень нравилось, много раз яг перечитывала потом эти поэмы и лет в че­ тырнадцать знала почти всего Некрасова наизусть. Вскоре затем отец заарендовал одно из конфискованных у поляков и сдававшихся казною в аренду русским имение Кардышовку. Весною следующего года мы пе­ реехали туда. Это особенно кстати было для меня: уже довольно долгое время яг болела тяжелой формой перемежающейся лихорадки, которая истощила меня до того,, что я не могла держаться на ногах. Был май месяц, погода стояла прекрас­ ная. Проводя целые дни на воздухе, яскоро окрепла. Кардышовка была истинный перл и до сих пор рисуется в моем воображении, как рай земной. Прекрасный комфортабельный дом, выходящий главным фасадом и одной из сторон на обширный двор с громадным круглым „газоном" посреди, в центре ко­ торого красовалась клумба красивых цве­ тов, а по всей окружности были симме­ трично рассажены пионы и оранжевые co­ rona imperialis; двумя другими сторонами дом выходил в сад, отчасти фруктовый,, отчасти парк, переходивший потом в рощу— лес, как мы ее звали. Мы зажили прекрасно. В 7 ч. утра вста­ вание, затем обтирание холодной водой с головы до ног. Торопливо одеваемся и выскакиваем в сад, обегаем все аллеи и лужайки. Пьем молоко, затем от 9 до 12' учебные занятия с m-elle Caroline, В 12 ч. завтрак, потом опять час-полтора занятий. После обеда идем с m-elle Caroline гулять. Чаще всего в рощу по просеке, которая вела на большую круглую лужайку, обса­ женную яблонями. С правой стороны де­ ревья расступались, образуя широкий про­ лет, из которого открывался прелестный вид на различных оттенков нивы и синею­ щий на горизонте лес. Здесь мы проводили много времени, читая принесенные с собою книжки (у нас всегда было очень много хороших детских книг), играли. Часто m-elle Caroline начинала петь, и мы тогда все бросали и слушали. Она пела красиво, с большим чувством запрещенные тогда польские гимны. Шли рассказы о том, что 1