* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

449 С. И . ФЕОХАРИ. 450 люционной годовщины, пожалуй, готов бла­ гословлять. Не за людей, за других, сам за себя готов благословить, за собственную чистку. Сколько налипло на душе вся­ ческой дряни за полвека, как раковин на днище корабля. В банке накопилось за­ чем-то состояние, в ящиках писаной бу­ маги десятки пудов, в душе какие-то раб­ ские привычки. Был революционер, потом беллетрист, ненасытный художник, всемир­ ный гражданин и стал патриот, малодушный обыватель. Революция счистила все, со­ скребла до кровавого мяса, и старое судно снова поднялось и надуло паруса. Пока не потонет, плывет, и новые бури не страшны. Старую литературу история заперла на ключик, и то, что было во мне Таном, по­ блекло, съежилось, и стал я профессором частной этнографии, оброс учениками, асси­ стентами, студентами с рабфака,^студентами из геофака и студентами просто так—с ветру, непризнанными вольнослушателями. Так из художника - писателя, из художе­ ственного репортера-публициста стал я уче­ ным профессором геофака ЛГУ, ученым хранителем отдела МАЭ АН СССР. Как много учености... Но то, что было во мне Таном, тоже не умерло, живет. Худо­ жественный репортер,—это огромный грам­ мофон. Душа его вся из чувствительных пластинок, и прежде чем запеть для дру­ гих, он сам воспринимает для себя. И мой граммофон записал: „Строить, довольно ломали, надо строить". После ве­ ликого пожара разбрасываем старые бревна, порою довольно бесцеремонно, и тащим нозые. Прилаживаем старые доски, склеи­ ваем битые стекла. В новом хозяйстве и старое пригодится. Но больше надо нового. И мы, интеллигенты, российские ученые, спецы от науки прикладной и отвлеченной, из собственной души своей создаем это но­ вое. К великому счастью, революция обно­ вила, наши собственные души. И мы их куем и чеканим, как металл, острое оружие мы вытискиваем из собственных мыслей. Их заострили минувшие бури и былые стра­ дания. Перевалив на седьмой десяток, на 62 году я счастлив и доволен не тем, что я пере­ жил целых три российских революции, их пережили и старые заборы, которые хотя покосились, но еще не упали,—я счастлив тем, что после этих революций я чувствую вместе со всеми, и теперь, когда строят, я строю с другими. Феохари, Степан Ильич *). Родился я в 1858 году в д. Крыжановке в 12 верстах от г, Одессы, на берегу Чер*) Автобиография в Одессе. написана в декабре 1925 г. ного моря, в небогатой трудовой (хлебопа­ шеской) семье. Мой дед по отцу был вы­ ходец из Греции (с острова Санторина). По рассказам, он был опытный мореход и даже имел собственное суденышко, на котором и плавал, перевозя грузы. В одно из этих плаваний пираты ограбили его и пытались задержать у себя на отнятом у него же судне в качестве знающего море капитана. Однако, ему недолго пришлось быть у них в плену. Где-то у берегов Черного моря, вблизи Одессы, ночью ему удалось бежать. В Одессе у него были знакомые греки, к которым он и направился. Так как он своего судна лишился, а на родине у него никого и ничего не осталось, то ему при­ шлось обосноваться в Одессе. Земляки помогли ему выхлопотать нужные доку­ менты и пр., и он занялся на Большом Фонтане огородничеством. Здесь впослед­ ствии он женился на одной из своих сапальщиц—украинке. Отец мой, уже полугрек, тоже женился на украинке (в Крыжановке), а мы все, дети, нося греческую фамилию и считаясь иностранными подданными, были уже русскими, точнее—украинцами, так как мать была сознательной украинкой и ста­ ралась привить нам украинский язык. Лет до 14—15 я жил в деревне, помогая отцу в хозяйстве: начав свою земледельческую карьеру с пастьбы гусей, я дошел до пахания и молотьбы. В деревне училища не было, а отец хотел, чтобы мы непременно учи­ лись. Отдать нас учиться в город он не имел возможности (нас было у отца 8 сы­ новей), поэтому мы учились дома. Для этого отец на зиму привозил из города какогонибудь „бывшего человека" из ночлежного дома, который и учил нас грамоте. Летом мы не могли учиться, так как в это время у каждого из нас было свое особое дело. Благодаря такому способу учения, я в 15 лет научился кое-как читать и еще хуже пи­ сать, имел маленькое представление о 4-х правилах арифметики, а о грамматике и представления не имел. 15-летним я, как и старшие братья, был отдан в учение ре­ меслу. Первые два брата уже работали на заводе, третий в типографии, четвертый оставался дома по хозяйству, а я был отдан в скульптурную мастерскую. Работали в ма­ стерской от 6-ти до 6-ти, но я, как ученик, должен был еше убрать помещение, при­ брать, подмести и т. д., и поэтому мне приходилось работать с 5 ч. утра до 7-ми вечера. После этого я, доставши какуюлибо книжку, забирался под верстак, где первое время и спал, и читал, вернее, учился читать. Время было такое, что, живя в го­ роде, я уже слыхал, что кого-то за что-то арестовывают, но не за грабеж или разбой. За что же? Меня этот вопрос очень инте­ ресовал. Говорили, что судят за какие-то книжки. Один приятель даже объяснял, что 15