* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

445 В. Г. ТАН-Б0Г0РАЗ. 446 Незабвенные годы в Колымске,—нату­ ральное хозяйство, каменный век вживе. „Не половишь—не поешь". Ловишь рыбу, ездишь на собаках и вместе с собаками кормишься этой рыбой. В амбаре живет горностай, хватает мышей и таскает мясные куски. На площади гнездятся куропатки. Ночью к порогу приходит лисица и лижет помои. Было нас полсотни человек. Собак у нас было за 200. Десяток неводов. Рыбы ловили на каждого в год пудов 60, дров выставляли в общем до сотни кубов. Все своими собственными белыми ручками,— кого же заставишь? А морозы какие,—плю­ нешь,—замерзший плевок вонзается в снег сосулькой. Лед на реке толщиною в печат­ ную сажень. Хочешь напиться, изволь про­ буравить этот лед. Также и для рыболов­ ных сетей. Ничего, справлялись. Боролись с природой, как северные Робинзоны, и по­ беждали ее. Дунет ветер „шалоник" с за­ пада, „с гнилого угла", и зароет совсем с головой,—сиди, отсиживайся. Аппетит, очевидно, приходит с едой. От оседлых народов я забрался к кочевым, странствовал с чукчами и с ламутами верхом на оленях, питался летнею падалью, как полагается по чукотскому укладу, и .кис­ лою" гнилою рыбой, как полагается по укладу якутскому. Научился говорить почукотски, по-ламутски и даже по-эскимосски. Вызнал н усвоил всякие шаманские хитро­ сти. Порою бывало и так, что приедет ша­ ман и просит:—„А ну-ка, погляди в твою колдовскую книгу,—выскажи, какое закли­ нание против весенней слепоты". „Колдов­ ская книга" была записная тетрадь. В ней было записано, действительно, всякое ша­ манство. Пишешь на морозе карандашом, руку отморозишь, писавши об жесткую бу­ магу, а потом ничего, отойдет. Потом на ночлеге в тепле пишешь вместо чернил оленьей кровью. Записи эти у меня целы до сих пор, не выцвела кровь. Проехал я по тундре далеко, мог бы без труда перебраться и в Америку, но уже не было смысла бежать. Ссылка приходила к концу. Можно было ехать не дальше на восток, а обратно на запад. В 1898 г. из Колымска проехал обратно, прямо в Петербург. Помогла Академия Наук. Был я с разным письменным гру­ зом—с чукотскими текстами и русскими былинами и собственными колымскими сти­ хами, с рассказами, с романами и с такой неугаснувшей жаждой: „дайте додраться",— раумеется, додраться с начальством. При­ няла меня публика довольно благосклонно. Братья литераторы прозвали меня .дикая чукча". Из Колымска в Петербург. Такую пере­ мену выдержит не всякий. У .чукчи" за­ кружилась голова. В то время расцветало движение марксистов. Я. хотя бывший на­ родник, примкнул к марксистам. Вместе с Вересаевым и Туган-Барановским был в редакции „Начала" и „Жизни". А вернее говоря,был я прямой еретик и такимиостался по сей день. Через несколько лет напечатал ряд статей—.Почему я не эс-эр", .Почему я не эс-дек" и „Почему я не кадет". И за эту мою беспартийность влетело мне три­ жды,—от сих и от тех и от оных. В Петербурге заодно мы справили конец XIX века (собственно рождение Пушкина). На празднике в яхт-клубе народники соеди­ нились с марксистами и выпили братски. А „Новое Время" не пустили, не приняли. И мне пришлось прочитать вслух стихи: „Разбойникам пера" по адресу черных. Стихи были злые, колючие: Оставьте праздник наш.Уродливого торга. Не нужно нам даров. Возьмите их назад. Вам чести не купить гримасою восторга. С кадильниц дорогих у вас струится смрад. Читаю я скверно, и за это скверночтёние полиция постановила выслать меня из Петер­ бурга. Я, впрочем, умудрился уехать раньше высылки. Подвернулась экспедиция Джезупа,—приглашение из Америки. Амери­ канцы дали денег, а русские—ученых,—ком­ бинация совершенно необычная. Экспедиция имени Джезупа была организована Амери­ канским Музеем Естественных Наук для установления круготихоокеанской связи между Азией и Америкой. Она продолжа­ лась три года. Изданные ею печатные труды измеряются пудами. .Дикая чукча" пока­ тила за границу,—в Берлин, в Париж, в Лондон и оттуда в Нью-Йорк. В Лондоне я заговорил впервые на своем собственном мудреном английском диалекте. Его я усвоил самоучкой на досуге, в тюрьме и в Ко­ лымске. Я заговорил, и меня, к удивлению, поняли и даже отвечали, но сам я не по­ нял ни звука в птичьем щебете и клекотании лондонского уличного говора. В НьюЙорке пришлось не только говорить, но и писать по-английски. Сперва было скверно, а после получше. Вторая экспедиция-ссылка, на этот раз добровольная,—Камчатка, Анадыр, Чукот­ ская Земля. Я сделал за зиму, должно быть, 10.000 верст, собрал сотни пудов этногра­ фических коллекций и переправил в Амери­ ку, а сам через Японию проехал во Влади­ восток и через Манчжурию в Питер. Тут я снова напоролся на департаментскую вы­ сылку и должен был убраться обратно, от­ куда приехал, к счастью, не к чукчам, а в Нью-Йорк. В Нью-Йорке прожил два года, обрабатывал „Материалы", издал поанглийски два тома in folio в 7-ми частях,— лингвистика, фольклор, материальная куль­ тура, религия, социальная организация. Ра­ бота эта не окончена еще н теперь. Писал