Главная \ Энциклопедический словарь Русского библиографического института Гранат. Социализм \ 351-400

* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
443 АВТОБИОГРАФИИ. РЕВОЛЮЦИОННЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ 70— 80 ГГ. 444 1885 год. Последний союз Народной Волн. Бытие нелегального с фальшивкой в кар мане вместо паспорта, с приютом на вре менной ночевке, а бывало и под мостом. Три тайных типографии. Должно быть, еще у Гуттенберга и доктора Фауста, изобре тателей печати, были все-таки станки при личнее нашего. Мраморный столик, доска для растирания краски, валик, железная рама, свинцовый набор. Днем, бывало, бе гаешь по городу, занимаешься „делами", конспирацией, а ночью тотчас же за машину. Я, впрочем, так приловчился, что мог дре мать себе, стоя, с валиком в руках, над батырною черною работой. Только выма жешься к утру, как чорт. Уж подлинно черная работа. Революция временно гасла, пульс ее бил ся чуть слышно, с перебоями, и самое сердце ее было замуровано в каменной банке, в Шлиссельбурге. И мы, несколько юношей,—последнего призыва,—тоже попы тались, по примеру старших, столкнуть своими молодыми плечами каменную бабу, российскую Федору с ее векового кургана. И, конечно, надорвались. Последовал про вал. В Екатеринославе, в Таганроге, в Ро стове-на-Дону и в Одессе вычистили всех. А я умудрился выбраться из западни. Про ехал в Москву и в Петербург, там работал с другими кружками. В Москве это была та основная группа, откуда выросла потом волна нового террористического наступле ния, В центре ее стояли Михаил Гоц и Исидор Фундаминский,—старший Гоц и с т а р ш и й Фундаминский. Оба они уже умерли. То были живые переходные звенья от старой Народной Воли к новой социаль но-революционной партии. Первое высту пление этой группы было лишь в ссылке в Якутске. Группа отказалась из Якутска отправиться в Колымск и забаррикадирова лась в доме с револьверами в руках. Шестеро были убиты на месте, трое по вешены. „Менее виновных" сослали на ка торгу. Но потом после каторги Гоц старший попал за границу. Он-то и был основопо ложником нового террора. В тогдашних условиях террор имел в себе нечто поистине бессмертное. В Петербурге же была другая группа,— молодые социал-демократы с Шевыревым и Ульяновым в центре, тоже Ульяновым с т а р ш и м, братом Ленина. Этой группе принадлежит последняя вспышка настояще го народовольческого террора, второе 1 мар та 1887 г. Т. обр., „Народная Воля" построилась в истории, как будто калильная дуга. Две яркие вспышки—1881 и 1887 г.—а между ни ми бесчисленные жертвы и горение сердец. Но прежде чем я успел сблизиться с груп пой Ульянова, меня арестовали 9 декабря 1886 г. На этот раз плотно и надолго. При аресте, как водится, избили,— мне вообще на этот счет везло,— при арестах и в тюремных бунтах били меня неодно кратно. После того меня посадили в Петро павловскую крепость и только в 1889 г. послали в места отдаленнейшие,—в аркти ческий Колымск, за 12.000 верст и на 10 лет сроку. Ехал я до Колымска около года, по Каме и Оби плыл на арестантских баржах, заму рованный в трюме. От Томска до Иркутска шагал по Владимирке пешком вместе с кан дальной шпаной. В Красноярске, в пустой пересыльной тюрьме, оголодавшие клопы чуть нас не съели живьем. Мы устроили так называемый „клоповый бунт", который мне случилось описывать в печати. Из Ир кутска в Якутск покатили зимою с жандар мами на тройках почти полураздетые. С не привычки страшно мерзли,—дыхание за мерзает в груди. А в Якутске застали по слесловие якутского расстрела и казни арестованных. Тень только что повешенного Когана-Бернштейна как будто жила еще в тюрьме. Это была наша последняя встреча с Коганом-БернштеЙном после превратностей нелегальщины и революции. ' Жуткое было тогда настроение. Товарищей расстреляли, перевешали из-за этого Ко лымска, а мы все-таки едем. Поехали в Колымск по двое с казаками, сперва на санях с лошадьми, потом на оленях, а там и верхом на мелких якутских коньках. И так прибыли в нашу далекую колымскую вотчину, которую мы сделали колымской республикой, первой российской республикой, задолго до 1905 года. Колымск лежал так далеко на востоке, что касался запада. Из этой Азии было недалеко до Америки. Нас было 50 человек отчаянных голов, а казаков в единственном городе Средне-Колымске было человек 15, и вместе с полицией они нас боялись, как огня. На праздник коронации полиция зажжет иллюминацию и устроит себе вы пивку. Выпивка крутая. Пьют спирт гольем. А мы иллюминацию погасим и устроим контр-выпивку в три раза покруче. Полиция запрется, забаррикадируется в исправницком доме и сидит до утра. Впрочем, с на селением мы ладили отлично, особенно с де вицами. И даже с исправником ссорились редко. По праздникам с ним же разыгры вали винт, „с прикупкой", „с присыпкой", „с гвоздем", „с эфиопом", „с треугольни ком", „классический" простой. А в тя желые зимние ночи читали напролет увеси стые книги на разных языках,—даже исправ ника Карзина до того навинтили, что он у нас целую зиму старался одолеть „Капи тал",—да, да, настоящего Маркса, том 1Й „Капитала". Но не вышло у него никакого капиталу. Он запил жестоко и казенные вещи продал наехавшим купцам.