* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

427 АВТОБИОГРАФИИ РЕВОЛЮЦИОННЫ! ДЕЯТЕЛЕЙ 70—80 ГГ. 428 год в том же классе, а призывного письма от Горяинова все нет и нет. Томительная неизвестность. Вдруг получается сведение из Одессы, что артель сапожников в Крас­ ном переулке разгромлена, и что глава ее Горяинов арестован. Что делать?! А тем временем мать бомбардирует меня пись­ мами с вопросами об экзаменах. На счастье я заболел малярией, припадки которой в Севастополе убедили мать, что не ле­ ность была причиной моего оставления на второй год. Я, разумеется, скрыл от матери наши с Горяиновым фантастические планы. В виду того, что Федорченко летом ушел в отставку, я в Херсон не вернулся и окон­ чил реальное училище в Одессе. В Одессе я разыскал жену Горяинова и по мере сил старался облегчить ее положение. Ее муж был осужден с лишением прав на поселе­ ние, и жена с детьми последовала за ним. Впоследствии, будучи уже в Сибири, я узнал, что он в Кяхте сделался маленьким фабрикантом, кажется, мыловаром, и семья его жила в довольстве. Дети получили среднее образование, но ни один из них не сделался социалистом. Приехал я в Одессу в конце июля 1878 г., вскоре после суда над Ив. Март. Коваль­ ским с товарищами, когда весь город на­ ходился под впечатлением демонстрации на Гулевой улице у здания суда, во время которой было несколько человек ранено и убито. Ковальский ждал тогда исполнения смертного приговора. Ходили слухи, что революционеры собираются его освободить вооруженною рукой, и начальство прини­ мало энергичные меры для поддержания порядка. Когда я сошел с парохода, мне бросился в глаза отряд конных калмыков с длинными пиками и нагайками в руках. Такие отряды калмыков и башкир разъез­ жали по улицам Одессы день и ночь вплоть до 2 августа—дня расстрела Ковальского. Выехал я из Севастополя внезапно, поссо­ рившись с матерью. Дело в том, что соби­ раясь с Горяиновым итти в народ, я заго­ товил матери, как другу, прощальное пись­ мо с изложением мотивов, побудивших меня сложить свою голову за народное дело. Письмо было длинное, наивное и восторженно-высокопарное, но тогда я на­ ходил его удачным и втайне гордился его красноречием. После ареста Горяинова я забыл его уничтожить. Случайно мать на­ брела на это письмо и, прочитав его, пришла в ужас. Взволнованная вбежала она в мою комнату и стала осыпать меня упреками и всякими заслуженными и не­ заслуженными обвинениями. Я как раз в это утро узнал от матросов прибывшего из Одессы парохода, что там началась ре­ волюция. Так молва преувеличила и раз­ дула факт демонстрации на Гулевой ул. и патрулирование по городу казаков. Понят­ но, разумеется, мое желание принять уча­ стие в одесских событиях. После ссоры с матерью, наговорив ей дерзостей и не попрощавшись, я побежал на пристань и без всяких вещей сел на пароход и уехал в Одессу. Легко представить себе испуг матери, до которой тоже дошли слухи о неблагополучии в Одессе. Со следующим рейсом она поехала за мною вдогонку. В Одессе на ее счастье никаких баррикад не оказалось, и у нас с ней произошло трогательное и ненарушимое с тех пор перемирие. За 4 месяца, протекших со времени моего первого знакомства с одес­ скими революционными кругами, произо­ шло много перемен. Ряд крупных арестов повредил не только тем, что изъял от ра­ боты таких ценных деятелей, как Фомичев, Валуев, Горяинов с товарищами и др., но и тем, что сильно напугал широкую рабо­ чую массу и сделал невозможной всякую более или менее массовую работу. Весною 1878 г. в окрестностях Одессы, на Ланжероне, 18 марта безнаказанно собралось около 150 челов. рабочих и выслушало обстоятельный доклад о Парижской Ком­ муне. Я сам был на массовке рабочих в Ботаническом саду, где Фомичев вел с большим искусством беседу с полукрестья­ нами плотниками и каменщиками. При мне в апреле собралось не менее 200 че­ ловек в помещении артели сапожников в Красном пер., где Лион {известный под кличкой .Касьян") прочел большой рефе­ рат о работе среди крестьян, и был произ­ несен ряд речей на разные темы. Публика разошлась часов в 12 ночи, не обратив внимания полиции, хотя Красный переулок находится в центре Одессы. Я с Иваном Горяиновым часто вечером приходили в трактир „Париж", где радикалы (так тогда именовались социалисты) пили чай в осо­ бой комнате. Когда мы входили, с десятка столиков товарищи приветствовали Ивана, не боясь шпиков. Помню, как за одним из столов собралось вокруг Ивана человек десять рабочих, серьезно обсуждая вопрос, сколько человек рабочих и с каких фабрик выступят на баррикады, если начнется вос­ стание. В результате подсчета большинство решило, что можно рассчитывать на 3000 че­ ловек. Тогда же обсуждзлся вопрос, где можно добыть оружие, подсчитывали ко­ личество магазинов с охотническими при­ надлежностями и ружейных военных скла­ дов. Хотя, несомненно, во всех этих рас­ четах и подсчетах было много наивного увлечения, вроде горяиновских расчетов на крестьянскую готовность восстать, но все же надо признать, что в то время, до массовых арестов, рабочее движение стало принимать до известной степени массовой характер. Не то было осенью того же года. О больших сходках и загородных массов-