Главная \ Энциклопедический словарь Русского библиографического института Гранат. Социализм \ 301-350

* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
-353 л А, в. ПРИБЫЛЕЙ. 354 вместе отхлынула простая и тенденциозная беллетристика, появились более серьезные запросы, которых не удовлетворяло уже легкое чтение, и на смену ему появились на сцену более серьезные книги— Шлоссер, Шерр, Дрепер, Флеровский, Шефле, МиртовЛавров, Янсон, Иванюков и др., а также научные трактаты—Милль, Спенсер и пр., и так вплоть до К. Маркса. Но еще задолго до чистой науки, до Маркса и его экономического обоснования социализма, я, как и многие мои сверстни ки, был уже социалистом. Но мы воспри нимали социализм тогда не как науку, а как этическую систему, как нечто от веры, от религии. И в частности я первоначально становился социалистом в силу властно пре обладавшего во мне этического требования социальной справедливости, и только уже много позднее к этому присоединилось и научное экономическое обоснование этой системы. Направление, уже заложенное глубоко в сознании, оставалось там прочно, и в серь ез ком чтении мною подхватывалось все то, что укрепляло создающиеся воззрения, ско ро ставшие твердыми убеждениями. Но сре ди всех этих влияний первенствующее зна чение при выработке миросозерцания и определенного смысла и целей жизни для меня бесспорно имели политические про цессы и, как последний штрих,—примеры действенной,хотя и часто гибнущей молодежи. Каждый процесс поднимал в душе целую бурю негодования на царящий произвол и •его вдохновителя—реакцию, но и вызывал горячее сочувствие не к книжным уже, а к живым стойким борцам за дело, которое уже считалось мною своим. Каждое слово подсудимых на процессах огнем жгло серд це и кровавыми буквами писало призывы на подвиг, на борьбу. К концу 70 г., после трагически окончив шегося похода социалистической молодежи „в народ", стало нарождаться новое напра вление — боевое, революционное. До сих пор мирная пропаганда, за которую люди изнывали по 4—5 лет в тюрьмах, гибли от бо лезней в ссылках, должна уступить место более сильному, активному протесту про тив произвола и угнетения. „Лавризм" уступал место „бакунизму", „Земля и Воля"—„Народной Воле"; после выстрела Веры Засулич и удара Кразчинского прогремел выстрел Соловьева; прои зошли съезды в Липецке и Воронеже, раз дался клич: „к оружию!" Все это не могло не отразиться на впечатлительных натурах. Именно к этому времени я чувствовал себя готовым принять на себя некоторые обя зательства, подвергнуться испытанию и, как готовый солдат революции, кинуться в бой. Оставалось связать себя с народившейся партией, что и было сделано. Но я забежал много вперед и возвра щаюсь ко времени своего воспитания. Гимназическая жизнь, начавшаяся у меня с 70 года, шла своим чередом. Класс за классом душили нас эксперименты Толстого и возбуждали ненависть не только к офи циальной науке, но и к ее представителям— чиновникам от просвещения. Мы кое-как, как неизбежное зло, тянули эту лямку сред него образования, пока хватало терпенья. Всем хотелось как-нибудь получить атте стат, чтобы иметь доступ к высшему обра зованию. Считал его и я необходимым, тем более, что, во-первых, заложенное с детства стремление к медицине не проходило, а пробиться без него было невозможно, и, вовторых, нас прельщала перспектива студен ческой жизни, обещавшей так много, со образно с характером каждого. Однако же, засасывающая тина гимназии была так от вратительна, при том требовала такой не производительной затраты времени и труда, что я предпочел потратить их лучше во время студенчества и, махнув рукой на гим назию, уехал в Казань и поступил в Вете ринарный институт *). Еще в последних классах гимназии мне удалось свести знакомство с некоторыми семинаристами, как и я настроенными ра дикально-социалистически. Надо отдать им справедливость, наука ли семинарии более, чем гимназическая способствовала их раз витию, или были для того другие, более су щественные причины, только семинаристы того времени по развитию стояли выше гимназистов, были более передовыми людьми и скорее улавливали современное настроение умов. Как бы то ни было, среди моих новых знакомых я нашел единомышленников и с этого момента не чувствовал себя одиноким. Теперь я мог обмениваться мыслями по вол нующим меня вопросам, было с кем разо браться в этом дремучем лесу новых, не вполне еще переваренных идей. Были это люди разных типов и характеров, часто диаметрально противоположных, но всегда терпимых друг к другу, часто друг друга дополняющих. Вот Александр Федоров, пер вый, с кем я свел знакомство, скоро пере шедшее в дружбу. Это деятельный развитой юноша, очень мягкого, почти женственного характера, но с сильным темпераментом и волей, несмотря на свое несколько хилое здоровье. Вот наш „Гомо"**), Адриановский, свиду мрачный, замкнутый и неразговорчи вый человек, значительно старше нас всех. *) Необходимо сказать, что период моего гимнази ческого образования совпал с ломкой гимназии ста рого уваровского типа реформами Толстого. Я и по пал как раз на р у б е ж е перехода гимназии с одного типа на другой и проходил курс без греческого языка, почему отчасти и должен был оставить гимназию преждевременно, чтоб избежать вводимого клас сицизма. **) Homo—человек (латинск.). 12