* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

-333 Б. В . ОЛОВЕНГШКОВА. 334 шисьмо с предложением перебраться в Си­ бирь. Но я, жалея свою больную мать, •склонялась к тому, чтобы поскорее с нею увидеться. Поэтому в Сибирь я не поехала. В 1891 г., наконец, последовало согласие •правительства отпустить меня на родину. Таким образом, казанское сиденье закон­ чилось, и я вернулась в Покровское, в Ма­ лоархангельский уезд Орловской губернии. Возвращение в „отчий дом", конечно, со­ провождалось некоторым рядом полицей­ ских мытарств, претерпев которые я, нако­ нец, получила домашний уход матери и род.ных, с одной стороны, и полицейский надзор в лице местного станового — с другой. .Последний выражался, что я числюсь у него как „вечно подсудная", которую нужно строго беречь и никуда не пускать. Период моей жизни по возвращении из Казани и до последних дней можно, хотя и не резко, разделить на три части двумя "крупными историческими датами: ^револю­ цией 1905 г. и 2) революцией Октябрьской, 90-е годы и начало 900-х г. г. являлись у меня как бы продолжением казанского „сиденья". Конечно, была и разница, именно в том, что я жила в деревне, окруженная вначале заботливым уходом родных. Здо­ ровье мое было основательно расстроено, к тому же я постоянно болела душой за сестру Наталью, которая еще с 80-х г. г. заболела " перемежающимися припадками .нервно - психического расстройства. Когда умерла моя мать, мне вплоть до 1924 года пришлось постоянно ухаживать за сестрой90-е годы в истории нашего революцион­ ного движения вообще являются периодом затишья, более точного определения путей, по которым должна была пойти будущая революция. Авангард рабочих собирал свои силы для грядущих выступлений. В деревне .же в эти годы было довольно глухо. В частно­ сти и в нашей округе. Связи мои с пре­ жними народовольцами порвались, да и не­ возможно было о них думать. Переписы­ ваться с кем-либо не приходилось, так как из прежних соратников почти все были рассеяны по каторжным тюрьмам и ссылкам. Надзор местной полиции всегда висел надо •мною, как отвратительный кнут. Выезжать куда либо я, конечно, не могла. Только в начале 900-годов я от времени до вре­ мени приезжала в Орел. Здесь я встречалась с Афонской (урожденной Шатиловой—при­ емной дочерью Субботиных). Муж ее был нотариусом в Орле, пользовался большой -популярностью. Афонская была очень инте­ ресным и живым человеком, с которой я встречалась с удовольствием. Иногда она приезжала нас навестить в Покровское. 1905 год на время принес мне некоторое облегчение положения. Полицейский каран­ тин был ослаблен, и я даже добилась у орловского губернатора разрешения въезда в Москву и Петербург. Я этим воспользо­ валась и посетила Москву. Но встретить здесь кого-либо из прежних друзей под­ полья мне не пришлось. В этот раз я при­ везла от своей подруги СерчевскоЙ некото­ рое количество революционной литературы, которою снабжала в деревне кое-кого из знакомой деревенской молодежи. С этого времени вообще я не имела недостатка в ли­ тературе, которую у меня всегда на расхват разбирали.Меня навещали знакомые учителя из округи, семинаристы,гимназисты,а иногда приезжавшие с заводов и шахт рабочие. Скучать эти годы мне уже не приходилось. Так как свободного времени было порядочно, то я использовала его в занятиях по обу­ чению грамоте деревенских ребятишек. Несколько десятков моих учеников окон­ чили при моем содействии начальное учи­ лище, городское, гимназию, а некоторые в последнее время, после Октября, даже поступили в университет. Девочек мы с се­ строй, кроме грамоты, обучали рукоделью. Около 1910 г. я возобновила переписку с Тырковым, который вернулся на родину из сибирской ссылки. Он принял участие в издававшемся тогда журнале „Былое", впервые в подробности осветившем деятель­ ность „Народной Воли". Перу Тыркова при­ надлежит большая статья, в которой он делится своими воспоминаниями о наших общих друзьях - народовольцах. Переписку мы поддерживали с ним до самого послед­ него времени. Другими лицами, с которыми я за это время переписывалась, были: сестра Квятковского Юлия, которая жила и рабо­ тала в качестве врача в Кишиневе, затем вышеупомянутая Серчевская—моя подруга по гимназии. С неприятным чувством вспоминаются годы войны—последние годы самодержавия. Много было пролито тогда слез в деревне. Трудно было утирать эти слезы, и вспоми­ нать об этом не хочется. Наступил 17 год, а с ним Февральская, а затем и Октябрьская революция. К сожа­ лению, последняя пришла уже тогда, когда наши силы, обреченные на вынужденное безделье, почти совсем износились. В на­ стоящее время я, вместе с другими оста­ вшимися в живых народовольцами, числюсь в республиканском Собесе инвалидом особых заслуг. Правительство рабочих и крестьян, Ленин и другие вожди пролетариата дол­ жным образом оценили значение нашего исторического выступления. Эти годы—с 1917 по 1925—я безвыездно жила в деревне с больной сестрой Натальей, умершей осенью 1924 г. В период гражданской войны приходилось переносить материальные лишения — не­ доедать, мерзнуть, но с кем это не бывало. Кончилась гражданская война — началось внутреннее гражданское и хозяйственное