Главная \ Энциклопедический словарь Русского библиографического института Гранат. Социализм \ 201-250

* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
141 С. А. ИВАНОВА-Б0РЕИШ0. 142 Если бы Стрельников не был так неве жествен по части революционной литера туры, если бы он был знаком с програм мой, тактикой и организацией народоволь цев, он легко догадался бы, что если в Одессе была организованная рабочая группа народовольцев, то естественно пред положить, что есть и центральная группа {комитет партии Народной Воли). И если бы Стрельников был хорошим следователем, ему не трудно было бы и разыскать эту центральную группу, так как я, Сведенцев и Мартино—три члена центральной группы— сидели в тюрьме, и он же, Стрельников, вел следствие по нашим делам. Но Стрель ников был плохим следователем, он умел действовать только нажимом, а там, где нажим не помогал, он был совершенно бес силен что-нибудь сделать. Таким образом, благодаря невежеству и неумелости следо вателя, результаты для нас получились очень хорошие. Сведенцев и Мартино были высланы административно в Западную Си бирь, и только рабочая группа и я были преданы суду. Но Стрельникову, таким образом, гро зила опасность очутиться в положении щедринского генерала Топтыгина, который, как известно, был прислан на воеводство с тем, чтобы произвести кровопролитие. Но он вместо того съел чижика, да на том и успокоился. Рабочая группа в 7 чело век—это, конечно, для Стрельникова был жалкий чижик. Ведь он был прислан в Одессу с чрезвычайными полномочиями и должен был во что бы то ни стало создать большой процесс. И вот, чтобы выйти из этого положения, он присоединил к на шему процессу целый ряд лиц, из которых одни с нашим делом, а другие с револю цией вообще, ничего общего не имели. Су дилось нас 23 человека, людей большею частью между собой совершенно незна комых. Я просидел в предварительном заключе нии до суда полтора года. Первые 5—6 ме сяцев меня держали в „Казарме № 5 , а потом, когда Стрельников решил, что допрос по моему делу закончен, меня от правили в тюрьму, где я просидел еще целый год. Этот год прошел сравнительно мирно, и только два события на время взволновали всю тюрьму. 18 марта 1882 г был убит Стрельников, а в октябре 1882 г. нами объявлена была голодовка. Голодовка продолжалась, впрочем, недолго. Начальство пошло на уступки, и через пять дней го лодовка прекратилась. 26 марта 1883 года начался суд по на шему делу. Председательствовал совер шенно дряхлый и выживший из ума гене рал Кирилин. Когда я заявил, что вел про паганду среди рабочих, он меня спросил, для чего я это делал. На такой неожидан е ный вопрос я не нашел сразу надлежа щего ответа и сказал: „для того, чтобы по содействовать водворению социализма", „А для чего вам нужен был социализм?"— спросил опять председатель. Я начал объ яснять, что считаю социалистический строй единственной справедливой формой обще жития. Но едва я начал, председатель в ка ком-то испуге замахал на меня руками: „Садитесь, подсудимый, садитесь". Тянулся суд томительно долго и томительно скуч но. Сначала чтение обвинительного акта, потом чтение показаний не явившихся сви детелей. Их было гораздо больше, чем явившихся. Во всех показаниях чувствова лась ретушовка Стрельникова, его подска зывания. Они все были писаны его рукой. Почти весь день 1 апреля был занят речью прокурора Прохорова. Этот был из молодых, да ранний. Он тоже делал карьеру. Он тоже не хотел, чтобы наш процесс превратился для него в щедринского „чи жика". А потому он, не без пафоса, требо вал для всех применения статьи, карающей смертной казнью, хотя прекрасно знал, что многие из подсудимых ни к какой рево люционной организации не принадлежали и попали на суд только для счета. Третьего апреля нам объявили приговор, я был приговорен к 15 годам каторги. 17 апреля, в первый день пасхи, нас всех переодели в арестантское платье и отпра вили с жандармами по железной дороге по направлению к Н.-Новгороду. Вся дорога до Кары (место каторги), с сидением в раз ных тюрьмах по пути и с этапным хожде нием, продолжалась очень долго. Только через 8 месяцев, во второй половине де кабря 1883 г., я добрался до места. Мой срок (15 лет каторги) по разным манифестам сократился до 6 лет, из кото рых я около года провел в дороге, а 5 лет на Каре. В январе 1889 г меня перевели на по селение в глухую деревню, в 150 верстах от Читы. Там я прожил 4 года. Следую щие 6 лет я жил отчасти в Чите, отчасти на линии строившейся тогда Забайкальской железной дороги, где я служил техником. Последний год своей ссылки я прожил с женой в Иркутске, а весной 1900 г. уехал в Европейскую Россию, Осенью того же 1900 года мы уехали за границу, откуда вернулись только в 1911 г, Иванова-Борейшо, Софья Андреевна*). Родилась я на Кавказе (октябрь 1856 г.), в маленьком, глухом местечке Хан - Кенды, где и прожила до 16 лет. Отец мой был старый кавказский служака, почти всю жизнь проводивший в походах и команди*) Автобиография написана 8/1—1926 г. в Моакпе.