Главная \ Энциклопедический словарь Русского библиографического института Гранат. Социализм \ 151-200

* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
101 В. К. ДЕВОГОРИЙ-МОКРИЕВИЧ. 102 сроки. Я был присужден к 14 годам и 10 месяцам. Сибирь и каторжные работы меня ни сколько не пугали, но я боялся Харьков ской централки, и когда стало известно, что партию наших отправляют в сибирские каторжные тюрьмы, я был страшно рад; громадные реки и непроходимые леса Си бири так заманчиво рисовались моему во ображению, что о боязни не могло быть и речи. Из киевского тюремного замка нас вы везли вскоре после суда. По дороге, в мценской тюрьме (Орловской губ.) продержали около месяца и повезли дальше. Остана вливали еще недели на две в Центральной пермской тюрьме и доставили, наконец, в Екатеринбург. Всю эту дорогу по Евро пейской России мы совершили под самым строгим жандармским конвоем. Из Екате ринбурга до Тюмени Тобольской губ. везли нас на тройках—уже при менее сильном конвое: то была уже Сибирь. Нашу неболь шую партию останавливали последовательно в Тюмени, Томске и Красноярске. Дорогу эту проделали мы от Тюмени до Томска на буксирной барже и от Томска до Крас ноярска на лошадях. Из Красноярска дви гались мы дальше уже этапным поряд ком, присоединенные к уголовной этапной партии. Этапный порядок передвижений партий, при котором конвойные менялись через каждые два дня, арестантам велся только счет, а в лицо их не знали конвойные, дал мне возможность сделать „сменку* с уго ловными и таким путем освободиться. Ме жду уголовными „сменки* часто практико вались. Мой товарищ, Павлов, ссылавшийся на поселение за грабеж, потребовал, чтобы я ему дал в виде вознаграждения свои вы сокие сапоги, фланелевую рубаху и день гами восемь рублей. За это он принимал на себя мое имя, а вместе с тем, конечно, и приговор, тяготевший на мне. Я же с это го дня становился Павловым и должен был выйти на поселение по Иркутской губ. „Сменку" мы произвели во время дневки, когда менялся и конвой. И так как ни ста рые, ни новые конвойные солдаты не знали ни меня, ни Павлова в лицо, то и не обра тили никакого внимания на то обстоятель ство, что в камеру, где были политические, из отхожего места вернулся Павлов,—я же из отхожего места пошел в общую камеру уголовных, где тотчас же низко подстриг свои волосы на голове, чтобы походить на уголовного. Конечно, все это совершилось на виду всей партии и с ведома арестант ского старосты и заправил партии. Этого мало: более 3-х недель я провел среди уго ловных в качестве „сменщика", и мой се крет оставался неизвестен властям. Такова была сила арестантской организации. Из нашей же 8-й партии сменялся не сколько раньше меня Избицкий, а из сле дующей, 9-й этапной партии — Орлов (этапные партии, следовавшие одна за дру гой, носили всякая свой номер). Донос последовал на всех троих одновременно. Но Избицкого уже не нашли на месте по селения и не могли арестовать, хотя впо следствии он все же погиб: по рассказам одних он был убит бродягой, по сведениям других его задрал медведь где-то в тайге возле Байкала. Орлов, сменявшись, не ушел, с места, где был выпущен из партии, и конечно, там был арестован. Мне одному удалось свой побег довести до благополуч ного конца. Павлова, т.-е. меня, выпустили на волю в селе Тельминском, находящемся верстах в 40—50 от Иркутска по так наз. „Москов скому тракту". Решивши итти на север в г. Балаганск, где, по сведениям, находился в административной ссылке Габель, мой •старый приятель по американскому кружку, я распустил ложный слух среди поселенцев, вместе с которыми освобожден был из пар тии, что ухожу в Иркутск, Сделал это я с намерением ввести некоторую путаницу, когда поднимутся за мной поиски, которых ожидал всякую минуту. Хотелось хоть не много выиграть времени. Из Тельминской я постарался уйти незаметно на другой день утром. Было начало ноября; снегу уже порядочно навалило, и стояли холода. В ка зенном желтом полушубке я имел вид, конечно, арестанта, но это не особенно бес покоило меня, так как бродяги свободно передвигались по Сибири, и только когда поднимались за-кем либо поиски, их заби рали сотнями и сажали по тюрьмам. Шел я по так наз. „Ангарскому тракту" (вдоль реки Ангары), и мне предстояло пройти более десятка селений. Я понимал, что за собою оставляю след, и потому все мои мысли устремлены были на то, чтобы как нибудь затереть эти следы. Оставалось сде лать три-четыре перехода до Балаганска, когда в одном селении меня зазвал к себе поселенец. Он тоже собирался „итти по бродяжеству" и знал хорошо эти места, так как бывал тут уже раньше, в первую ссылку. Угощая меня горячим чаем, из уча стия ко мне он дал несколько полезных указаний; между другими сведениями, по его словам, в селении Малышовке, распо ложенном у р. Ангары как раз против Балаганска, у него имелась близкая прия тельница, к которой я могу обратиться от его имени за помощью. Жила она в третьей избе, считая с противоположного края селе ния. По реке в это время шла „шуга" (лед), переправа была опасна, и приятельница дол жна была найти нужных людей для моей переправы, Я подогнал так свое путеше ствие, что в Малышовку вошел ранним 4*