* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
31 ДостоевскШ. 32 всей силъ. Между го л овны мъ реше нием* Раскольннкова, которое подска зано чувством* страшной оскорблен но сти, нанесенной обществомъ, и твмъ моральнымъ строемъ, который заложенъ вь немъ вследствие одного пре бывания въ обществе, начинается борь ба, кончающаяся победой общества: безсознательво чувствует* Раскольниковъ неправоту единичнаго решения, и это безсознательное чувство победо носно борется съ его гордымъ вызо вом* обществу. Сосланный въ каторгу Раскольниковъ смиряется, но въ этом* смирении HIU для Д., ни для читателя нет* и не может* быть действитель н а я решения конфликта между обще ствомъ п индивидуумом*, потому что здесь полнейший! разгром* единичнаго выступления, а не договор* со взаим ными уступками двух* боровшихся противников*. Вопрос* настолько не решен*, что с* новой и, может* быть, еще большей силой он* выступает* опять въ душе Ивана Карамазова. Не совершенство Mipa, страшная обида, наносимая человеку, на этот* раз* кажутся неустранимыми совершенно. Масса человеческого страдания не мо жет* быть искуплена тем*, что когдато настанет* гармония, и „весь обид ный комизм* человеческих* противо речий исчезнет*, как* гнусненькое измышление малосильная и малень к а я , как* атом*, человеческая ума, что, наконец*, въ мировом* финале въ момент* вечной гармоши, случится и явится нечто до того драгоценное, что хватит* его на все сердца, на утолеше всех* негодований, на иску пление всех* злодейств* людей, всей пролитой ими крови". Бели даже при дет* эта гармошя и „мать обнимется съ мучителем*, растерзавшимъ псами сына ея", то не может*, по мнению Ивана Карамазова, быть принята такая гармония потому, что страдания чело веческая остались неискупленными. Раскольниковъ находилъ, что если бы на пути распространешя сведений о Кеплеровскихъ и Ньютоновскихъ от крытиях* стояли десятки и сотни людей, то Ньютон* и Кеплер* обязаны были бы ихъ, этихъ людей, устра нить. Для Ивана Карамазова вопрос* ставится иначе: если бы для счастья человечества „необходимо и неми нуемо предстояло бы замучить всего лишь одно только крохотное созданьи це" и „на неотмщенных* слезках* его основать здание" всеобщей гармоши, то быть архитектором* этого здания Иван* Карамазов* ни за что бы не согласился. И потому онъ не пр1емлетъ мира. „Слишком* дорого, — говорит* онъ,—оценили гармонию, не по кар ману нашему вовсе столько платить аа вход*, а потому билет* свой на вход* спешу возвратить обратно; и если только я честный человек*, то обязан* возвратить его, какъ можно заранее... Не Бога я не принимаю, я только билет* ему почтительнейше возвращаю". Но не пр1емля мир*, от рицая будущую гармонию, Иван* Кара мазов* все-таки признает* жизнь и настолько признает*, что никакое от чаяние неспособно победить въ немъ „эту изступленную и неприличную, можетъ быть, жажду жизни". Он* „жизнь любит* больше, ч е м * смысл* ея", любить весенние „клейкие ЛИСТОЧ КИ, голубое небо". „Тут* не умъ, не логика, тут* нутромъ, тут* чревом* любишь, первыя свои молодыя силы любишь". А когда эти силы, когда мо лодость пройдет*, т. е., по Иванову разечету, къ тридцати годам*, что же остается? Решение таково: для челове ка въ обществе возможно только за крывание глаз*, признание фиктивной свободы, которой на самом* деле не существует*, и въ этом* счастье тол пы, действительное счастье. Охрани телями такого счастья являются люди, знающие, что свободы нет*, и тщатель но скрывающие это знание отъ толпы. Какъ Велиюй Инквизитор*, они при нимают* на себя несчастье свободы для того, чтобы сделать другихъ сча стливыми. „Будет*,—говорить Велииий Инквизитор*, созданный воображешемъ ИванаКарамазова,—тысячи миллюновъ счастливых* младенцев* и сто тысяч* страдальцев*, взявшихъ на себя про кляло познавая добра и ала... Ибо лишь мы, хранящие тайну, только мы будемъ несчастны". Съ такимъ представлешемъ мира и человеческой сво боды, носящейся лишь въ воображе нии людей и являющейся въ действи тельности скрытой неволей, Иванъ Ка-