
* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
447 Гончаровъ 448 жаль н никогда ве будетъ принадле жать „ни къ какнмъ ложамъ масонскимъ, или инымъ тайны мъ об ществамъ внутри Имперш, или вив ея существо' вать могущимъ . Это обязательство Г. исполнилъ не за страхъ, а за совесть. Сначала назначенный „ пере вод чикомъ" въ упомянутомъ департаменте, затемъ повышенный въ должность столоначальника, Г. проявилъ усердие, исполнительность, выдержку, — в с е свойства, необходимый для того, чтобы сделать въ недрахъ бюрократии с скаго Петербурга блестящую карьеру. Но онъ ея не еде л ал ъ . Почему? Былъ ли онъ неэаметенъ на службе? Не хватало ли ему связей съ людьми, которые могли бы оказать въ нужный моментъ „про текцию ? Н е т ъ , Г. на службе ценили, черезъ два-три года после определе ния въ департаментъ у него оказался значительный кругъ друзей и знакомыхъ, среди которыхъ людей влиятельныхъ и вид ныхъ было не мало. Нетъ, объяснение этого обстоятельства сле дуетъ искать въ натуре самого Г. Онъ не могъ и не хотелъ вложить всю душу въ служебный трудъ, который считалъ мертвымъ, рутинны мъ, не даюидимъ ни чего ни уму, ни сердцу. Усердие, про являвшееся имъ здесь, заключалось по преимуществу въ аккуратно мъ и точно мъ выполнении поручений, оно не переходило за грань требуемаго служебнымъ долгомъ н не принимало вида угодливости, желания выслужиться. Служба не давала пищи выспшшъ аапросамъ Г., но она была полезна ему въ томъ отношении, что сберегала его душевныя силы для другой, неустанно совершавшейся въ немъ работы. На зревали художественные образы, въ таинственной глубине созерцательной настроенности шла переработка жизненныхъ впечатлений, наблюдений и опытовъ. Ж и в я въ свободное отъ служ бы время въ Mipe литературы и связанныхъ съ нею литературныхъ идей и образовъ, Г. искалъ сближения съ людьми скорее литературно-художественнаго, ч е м ъ бюрократическая кру га. Въ конце 30-хъ гг. мы эастаемъ его въ весьма дружественныхъ отнощенпяхъ съ семьей художника Ник. Апол. Майкова, отца трехъ знамени ты хъ деятелей русской литературы. 4 14 Г. преподавалъ словесность двумъ стар или мъ с ы новь я мъ—Валерьяну и Апол лону, уже въ то время обнаруживавшимъ недюжинный литературныя спо собности. Занятия состояли не только въ чтении и истолковании литературныхъ дроизведенйй, но и въ самостоятельныхъ опытахъ, въ которыхъ принималъ участие и самъ И. А. Зачастую въ гостиной Майковыхъ устраивались вечера, г д е читались и обсуждались произведения юныхъ любителей лите ратуры, встречая со стороны гостей то сочувственную критику, столь важ ную для начинающаго автора, то цен ное указание и моральную поддержку. Бывая у Майковыхъ въ течение мно гихъ л е т ъ , Г. встречалъ здесь В. Г. Бенедиктова, Д. В. Григоровича, С. С. Дудышкина, И. И. Панаева, А. В. Старчевскаго, И. С. Тургенева, позже братьевъ Достоевскихъ. На этихъ вечерахъ, погруженный въ творческие замыслы, Г. читалъ я свои первые беллетристи ческие наброски, изъ которыхъ одинъ,— „Счастливая ошибка", сохранившийся въ рукописномъ сборнике Майковыхъ 1839 г., „Лунныяночи", представляетъ собой эскиаъ къ тогда уже задуман ной имъ, повидимому, „Обыкновенной истории*, Въ этомъ наиболее раннемъ произведении Г. обнаружились уже ха рактерный особенности его дарования— живость изложения, наблюдательность, юморъ, последний не безъ вл!яния Го голя. Такимъ образомъ, увлечение Пушки нымъ из, несомненно, и Гоголемъ, тон кий литературный вкусъ, воспитанный на идеяхъ Надеядина, позже Белинскаго, критическая наблюдательность, творческие порывы въ настроении я т ь то романтической меланхолии, то здороваго сатиричеекаго прозрения въ по длинную сунтгяоеть реальной жизни,— вотъ что определяетъ м1росозерцаитие Г. въ ту пору, когда онъ готовился къ первому своему выступлению въ лите ратуре. Белинский приветствовалъ это вы ступление. „Обыкновенная история , по явившаяся на страницахъ „Современ ника* въ 1847г., имела шумный успехъ. Вследъ за Белинскимъ она была при нята читателями, въ момевтъ поворота къ новому пониманию действительно41