* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ БИОГРАФИЙ организованные в коммунистическую партию и Советы; отдельное лицо, тем паче должностное лицо, — всегда исполнитель, даже когда является наиболее ответственным организатором». Здесь, по признанию самого Д. И. Курского, нет места для «норм вроде haвeas corpus», для признания и защиты прав и свобод индивида. «Отмена всех норм буржуазного права, — утверждал он, — единственная гарантия правосудия для городского и сельского пролетариата и беднейшего крестьянства, поставившего и осуществляющего в своей диктатуре великую цель: полное подавление буржуазии, уничтожение эксплуатации человека человеком и водворение социализма». Д. И. Курский восхвалял деятельность «революционных народных судов» в качестве нового источника правотворчества, особо выделяя то обстоятельство, что «в своей основной деятельности — уголовной репрессии — народный суд абсолютно свободен и руководствуется прежде всего своим правосознанием». Новое, революционное право, по Д. И. Курскому, — это «пролетарское коммунистическое право». Советская власть, пояснял он, разрушила «все три основы института буржуазного права: старое государство, крепостную семью и частную собственность». Однако реализация этих положений в виде «военного коммунизма» держалась на прямом насилии, а не на праве. Признание данного обстоятельства фактически присутствует и в той характеристике “военного коммунизма”, которую дает Д. И. Курский. «Для нас, юристов, — писал он в 1922 г., уже при нэпе, о военном коммунизме, — он представлял собой по преимуществу систему принудительных норм, когда хозяйственные отношения строились на началах принудительного регулирования из центра, когда в основе отношений между рабочим классом и крестьянством лежали суровые формы принуждения в виде разверстки, когда в области распределения у нас все более и более получал значение принцип натурального распределения, когда... мы вынуждены были расширять область внесудебных репрессий, а для ускорения хозяйственной работы, в особенности в области военного снабжения, мы стояли перед необходимостью широко применять административные меры». Подобная характеристика самим Д. И. Курским «юридической надстройки» периода «военного коммунизма» фактически свидетельствует о ее явно антиправовой природе. «Что означала в целом эта юридическая надстройка? — спрашивал позднее автор. — Она означала, что Советская республика в полном буржуазном окру- жении, переживая острую гражданскую войну, но в преддверии мировой революции, строила свою экономику, а следовательно, и право на началах всепоглощающего государственного регулирования, экспроприации буржуазии, превращения всех средств производства в общую собственность трудящихся, на замене торговли государственным распределением и расширением области безденежных расчетов. Частный оборот сводился «на нет». Суд, классовый пролетарский суд, становился или органом расправы с классовыми врагами (ревтрибуналы), или на три четверти судом уголовным (нарсуды). Задачи НКЮ были сужены, так как самые вопросы права играли подчиненную роль: там, где гремят пушки, молчит право». Частичное и временное отступление к нэповскому (буржуазному) праву Д. И. Курский (со ссылкой на новое законодательство и кодификацию в начале 20-х годов, отмену внесудебных репрессий и т.д.) трактовал как свидетельство утверждения правового строя. «Государственный строй РСФСР, — писал он в 1922 г., — в более отчетливой, чем в ряде западноевропейских стран форме, несмотря на незаконченную еще полностью борьбу Советской власти с ее врагами, по существу становится правовым». Однако при этом Д. И. Курский говорил о «внедрении правового порядка, совершенно своеобразного в рабоче-крестьянском государстве». Это «своеобразие» состояло в том, что в условиях нэпа вся разрешенная «частная», несоциалистическая сфера была под жестким неправовым контролем диктатуры пролетариата и допускалась лишь в пределах, выгодных для социалистического строительства. Нэповское право не гарантировало даже допущенных имущественных прав граждан (не говоря уже об их личных и политических правах и т.д.) при их столкновении с интересами государственными. Это признает и Д. И. Курский: «Наше обязательственное право, его основная особенность и будет состоять, по мнению Наркомюста, в том, что здесь интересы государства должны превалировать над интересами ограждения личных прав отдельных граждан». Д. И. Курский был против даже разрешенного Декретом ВЦИК от 20 мая 1921 г. права наследования, которое в условиях нэпа распространялось и на средства производства. «Я, товарищи, — говорил он, — не являюсь сторонником того, на мой взгляд, глубоко буржуазного взгляда, что наследование необходимо ввести…». Отмечая как закономерный факт то обстоятельство, что допущенные при нэпе гражданско-правовые К 421