* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

энциКлопедичеСКий Словарь биографий с формальной, материальная сторона этого института. Согласно его точке зрения, «необходимая оборона должна быть рассматриваема как правомерное насилие, причиняемое противозаконно нападающему; при этом является несущественным, вменяемо ли лицо нападающее, и необходимо только, чтобы нападение неустранимо было никакими другими средствами, не считая, впрочем, бегства, и чтобы насилие причинялось в надлежащий момент». Г. С. Фельдштейн всесторонне рассматривал вопрос о правомерности обороны против незаконных действий органов власти и утвердительно на него отвечал, подчеркивая, что объектом защиты при необходимой обороне могут быть честь и свобода человека. Применительно к этому обращает на себя внимание крайняя зауженность права на оборону в действующем Уголовном кодексе. Г. С. Фельдштейн довольно широко трактует правомерность самоуправства, рассматривая последнее по аналогии с необходимой обороной, однако он признает его правомерным и после момента окончания преступления, если самовольное вмешательство являлось единственным средством восстановления правопорядка и не выходило за пределы строго необходимого. Г. С. Фельдштейну принадлежит единственное в своем роде исследование исторического развития российской науки уголовного права. В фундаментальном труде «Главные течения в истории науки уголовного права в России» всесторонне изучены важнейшие направления российской уголовно-правовой мысли, начиная со второй половины XVIII в. и кончая дореформенным периодом XIX столетия, объективно оценен вклад каждого из русских криминалистов этих эпох в становление науки о преступлении и наказании. Автор внимательно прослеживает весь сложный путь преодоления отдельными представителями этой науки рутинных представлений о сугубо карательном предназначении уголовного права и приближения к осознанию общечеловеческой сути пронизывающих его истин. Ход развития науки уголовного права в монографии тесно увязывается с политико-законодательными мерами правительства, оказывавшими на него, особенно в период управления Николая I, тормозящее воздействие. Отдавая должное Своду законов как свершению эпохального значения, внесшему упорядоченность в законодательную жизнь империи, ученый рассматривает его и как препятствие на пути прогресса в сфере юридической, поскольку с выходом Свода предписывалось вести научные исследования только на основе сформулированных им законоположений. Всякое критическое переосмысление установлений законодателя, в том числе совершенно чуждых общественному правосознанию, исключалось. Затруднено было, по выражению Г. С. Фельдштейна, «даже свободное изложение действующего права, монополизированного Сводом. Еще более парализующее воздействие на уголовно-правовую мысль, подчеркивал ученый, оказало Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., которое, «выступив как улучшенное издание Свода законов уголовных, завершило собой с формальной стороны процесс консолидации нашего уголовного законодательства и в связи с недопущением культивирования идей, предлагавших сколько-нибудь серьезную критику существующей системы, сыграло роль могильного камня над творческим развитием уголовно-политической мысли. Вся эпоха Николая I представляется временем поразительно бедным на проявление даже самых скромных попыток освещения вопроса об изменении уголовно-правовой рутины». Г. С. Фельдштейн подробно анализирует эклектические учения этого периода российской истории, проникнутые духом апологетики исторических начал, воплощенных в Уложении 1845 г., стремлением примирить научные выводы с николаевским режимом, оправдать наиболее жестокие стороны этого режима, подвести под них теоретический фундамент. Особенно в этом преуспел, по мнению автора, видный представитель российской криминалистики николаевской эпохи — профессор Московского университета С. И. Баршев, энергично ратовавший за расширение сферы преступного и наказуемого, за искоренение нарушений нравственных и религиозных норм мерами уголовной репрессии, считавший, что все начала уголовного права осуществлены в Уложении 1845 г. и не нуждаются в рассмотрении с рационалистической точки зрения. Единственно за что, замечает Г. С. Фельдштейн, этот криминалист покритиковал Уложение, так исключительно за излишнюю его мягкость. Пример, достойный подражания, им видится в памятниках законодательства минувшей эпохи, вроде Артикула воинского и Морского устава. Г. С. Фельдштейн детально рассматривает взгляд С. И. Баршева на наказуемость покушения на преступление. С точки зрения последнего, добровольно оставленное покушение не подлежит освобождению от наказания, оно лишь мягче наказывается по сравнению с воспрепятствованным. Покушение, по утверждению этого криминалиста, существует всегда, как скоро есть намерение совершить преступление, а ведет или не ведет оно к совершению преступного деяния, для понятия и наказания покушения не имеет значения. Достаточно, следовательно, иронизирует Г. С. Фельдштейн, согласно школьному примеру, помолиться о смерти другого, чтобы провиниться в покушении на его жизнь (с. 623). К представителям исторической школы русских криминалистов ученый относил А. Попова, Н. Д. Иванищева и С. И. Баршева, означивших это 745 ф