* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

С (623–695) С а во-вторых, совершалось при возможности предвидения этого явления как последствия». В свете своего учения о причинной связи Н. Д. Сергеевский проанализировал одно из самых сложных по составу преступление — мошенничество. Приложив к последнему выработанную им общую формулу, ученый пришел к выводу, что для мошенничества необходимы: первоначальная деятельность субъекта, имеющая целью ввести в соответствующее заблуждение то лицо, против которого направляется мошенничество, наличие заблуждения со стороны этого лица, причинение ему имущественного вреда и за счет этого обретение тех или иных материальных благ субъектом первоначальной деятельности. Проведя всестороннее исследование вопроса о значении присоединяющихся сил, Н. Д. Сергеевский дал глубокое научное обоснование положению о том, что для вменения недостаточно одной желаемости последствий, а необходимо еще и значение, и предусмотрение присоединяющихся сил. Положение это хотя и признавалось многими криминалистами, но оставалось теоретически недоказанным. Ход мысли Н. Д. Сергеевского таков. В развитии каждого последствия всегда участвуют силы, непосредственно вызванные, и силы самостоятельные, но присоединившиеся к действию человека, которое дало им возможность действовать. Последствие, соответствующая комбинация которого не предусматривалась и не могла быть предусмотрена действующим, не может быть вменено последнему, как стоящее вне области вменения. Поэтому, если последствие, хотя и задуманное, производится такою комбинациею сил, которую субъект не предусмотрел и не мог предусмотреть, то это последствие становится вне пределов вменения. Н. Д. Сергеевский всю массу присоединяющихся сил разделял на две категории: сил совпадающих и сил привступающих. Знание и предусмотрение сил первой категории в отдельности не входит в понятие предвидения последствий. Знание сил второй категории есть необходимое условие предвидения. Поэтому незнание и непредусмотрение какой-нибудь из совпадающих сил не прерывает причинной связи между действием и последствием. Наоборот, незнание и непредусмотрение силы привступающей (или невозможность предусмотрения) прерывает причинную связь безусловно. Причинение непредусмотренных совпадающих сил одинаково не исключает вменения, присоединение же сил привступающих прерывает причинную связь и, следовательно, допускает вменение лишь за покушение. Теоретические рассуждения сопровождаются ученым убедительными примерами. После Н. Д. Сергеевского проблема причинной связи не подвергалась русскими криминалистами столь фундаментальному исследованию. В труде 640 ученого детально проанализирована вся литература вопроса. Труд Н. Д. Сергеевского «Наказание в русском праве XVII века» представляет собой солидное историко-догматическое исследование, сообщающее много ценных сведений о системе наказаний в средневековой России, об орудиях экзекуции (детальное описание кнута и самой торговой казни), о постановке тюремного дела, о типах тюрем и видах ссылок. Однако многие из выводов автора были подвергнуты серьезной критике со стороны как криминалистов, так и историков русского права. Л. С. Белогриц-Котляревский в весьма обстоятельной рецензии на эту работу осуждал коллегу за непростительную для ученого поспешность в заключениях, за прибегание в обоснование доводов «к весьма прозрачным софизмам», оценивал как бездоказательное утверждение Н. Д. Сергеевского, что «начало возмездия было слабо развито и почти не влияло на образование карательных мер» в законодательстве XVII в. Наиболее резкое суждение рецензента вызывает оправдание автором института групповой ответственности, состоящей по сути в наказании невиновных людей в связи с неразысканием виновных. Л. С. Белогриц-Котляревский рассматривает подобную позицию Н. Д. Сергеевского как попрание криминалистом самых святых начал своей науки. В заключение рецензент подчеркивал, что «рассмотренное сочинение, внося несколько действительно ценных вещей в историю русского уголовного права, в то же время раскрывает и такие стороны, которые весьма невыгодно обрисовывают способность автора к правильному освещению исторических явлений и к устойчивости на высоте общих культурных принципов науки уголовного права». Криминалист В. Н. Ширяев критиковал Н. Д. Сергеевского за обоснование правомерности различий граждан по «вероисповедному» признаку. М. Ф. Владимирским-Будановым ставилась под сомнение правильность оправдания Н. Д. Сергеевским жестокости уголовной репрессии жестокостью противоборства «антигосударственных элементов». Возражая криминалисту, историк русского права подчеркивал, что «противодействие населения правительственным мерам часто порождалось ошибочностью этих мер, отклонением от здравых начал». В плане догматической разработки права весьма значим выдержавший десять выпусков труд Н. Д. Сергеевского «Русское уголовное право. Часть общая». Оценивая этот труд как весомый вклад в науку, его рецензенты критиковали автора за чрезмерное преувеличение значения мер уголовной репрессии, за рассмотрение преступления в качестве «неизбежного спутника всякого прогресса». Со стороны методологической автору ставилась в упрек абсолютизация «позитивной разработки действующего уголовного права», полное отре-