* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

л (398–434) л Социальным идеалом К. Н. Леонтьева было иерархически организованное сословное общество с абсолютно-монархической формой правления. Мыслитель обосновывает идею социальной иерархии, неравенства, с христианской, эстетической и «органической» точек зрения. Сословный социальный строй, предполагающий наличие родовой аристократии, во-первых, является условием задержания народа «на пути к безверию и своеверию», вовторых, он эстетичен, в отличие от антиэстетичного образа эгалитаризма, в-третьих, он является выражением сложности социального организма, а сложная система обладает большей устойчивостью, долговечностью, чем простая, т. е. эгалитарная. В этом смысле К. Н. Леонтьева можно считать представителем элитарного, аристократического монархизма. По мнению К. Н. Леонтьева, эгалитарная республика «неизбежно, через равномерную и слишком большую личную свободу, ведет к безбожию, к торжеству антихристианских начал», к тому же эта форма правления «наиболее удобна для проявления анархических наклонностей в народе». Такие нравственные добродетели, как «милосердие, доброта, справедливость, самоотвержение», могут проявляться только тогда, когда есть «горе, неравенство положений, обиды, жестокость и т. д.». Он убежден в том, что «высшая степень общественного благоденствия материального и высшая степень политической справедливости была бы высшей степенью без-нравственности», т. е. состояния, в котором нет «ни разврата, ни добродетелей: первый не будет допущен, а вторая будет не нужна, так как все равны, и потому все одинаковы». К. Н. Леонтьев полагал, что только «сильная царская власть», опирающаяся на родовую аристократию, способна задержать народные толпы на пути антихристианского прогресса. Более того, «сами сословия, или, точнее, сама неравноправность людей и классов важнее для государства, чем монархия». С точки зрения представления об обществе как организме, расцвет которого есть наивысшая степень сложности его структуры, мыслитель полагает, что сложный «сословный строй прочнее бессословного», т. е. простого, эгалитарного: «При существовании крепких и самоуверенных сословий, привычных к власти и не тяготящихся ею, государства живут дольше». По его мнению, ни одно общество не сможет простоять более 100 лет «при равенстве и свободе», так как «без разнородности и антитез нет ни организации, ни движения, ни жизни вообще». Рассматривая либеральные реформы 60-х годов как начало эгалитарного процесса, К. Н. Леонтьев высказывает предположение о том, что Россия в недалеком будущем может стать «во главе того общереволюционного (т. е. эгалитарного. — Е. Т.) движения, которое неуклонно стремится разрушить когда-то столь великие культурно-государственные здания Запада». 412 По мнению К. Н. Леонтьева, современный ему эгалитарный либерализм готовит почву для последующего торжества социализма и коммунизма: «Повсеместное господство мещанского капитализма может быть весьма непродолжительно. Но пережить его придется всей Европе неизбежно. С чистой повсеместной капиталистической и «рациональной» республикой социализму, выждав свое время, гораздо легче будет справиться, чем с таким более сложным обществом, в котором церковь, монархия и высшие сословия еще не совсем утратили свое влияние». Эту подготовительную работу по разрушению авторитета церкви, монархии и аристократии и проводит либерализм, на смену которому приходят коммунисты — либералы «самые крайние, в принципе не ограниченные». Для К. Н. Леонтьева очевидно, что коммунизм приведет, «с одной стороны, к меньшей подвижности капитала и собственности, с другой — к новому юридическому неравенству, к новым привилегиям, к стеснениям личной свободы и принудительным корпоративным группам; вероятно, даже к новым формам личного рабства или закрепощения». Таким образом, доведенная до крайних выводов идея личной свободы через посредство крайней анархии приведет к деспотическому коммунизму. По мнению К. Н. Леонтьева, «социализм (т. е. глубокий и отчасти насильственный экономический и бытовой переворот) теперь, видимо, неотвратим, по крайней мере, для некоторой части человечества». При этом мыслитель высказывал предположение, что «великий человек, истинно великий вождь, могучий диктатор может нынче явиться только на почве социализма». Концепция византизма представляет собой опыт осмысления К. Н. Леонтьевым главного, по его мнению, события исторической жизни России, определившего своеобразные черты русской культуры, — принятия православия от Византии. Данная концепция была разработана мыслителем в противоположность концепции панславизма Н. Я. Данилевского. По мнению К. Н. Леонтьева, славизм, т. е. славянский культурно-исторический тип, на формирование которого надеялся Н. Я. Данилевский, имеет исключительно этнографический смысл: это племенная общность, не выработавшая своеобразной системы государственных, религиозных, эстетических и других идей, что позволило бы рассматривать ее как самобытную культуру. Стремление славян к политической независимости и созданию собственных национальных государств К. Н. Леонтьев рассматривает исключительно как выражение общеевропейских космополитических идей: «Панславизм же во что бы то ни стало — это подражание и больше ничего. Это идеал современно европейский, унитарно либеральный, это стремление быть как все. Эта все та же общеевропейская