* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

447 Кирнегордъ. 448 Въ болыдомъ сочиненш „Стадш на жизнен-номъ пути“ Киркегордъ глубже уясняетъ идею сочинешя „Или—или“, р'Ёзче разграничиваем этическую и релипознуго стадш и глубже оцениваетъ бракъ, хотя во взгляде на женщину онъ здесь не далеко отступаетъ отъобычнагоэететпко-романтическаговзгляда. Нздавъ „Три слова на задуманвые случаи“ Киркегордъ, наконецъ, пишетъ последнее большое произведете этого перюда: „Заключительная ненаучная приписка къ фплософ-скпмъ ыеючамъ“ (въ феврале 1846 г.), где какъ бы подводится итогъ всему сказанному. Историческое и философское обоснование хрпшанства, по Кпркегорду, невозможны. Ни довер1е Грундтвига къ обетамъ креще-y-eiff, ни гигантская попытка Гегеля предста-^ вить философш хрпстанства не достигаютъ цели... Всякая универсальная система—бе-\ зум1е: въ абстракцш можетъ быть предста-( влена лишь логическая система, а система Оьшя доступна лишь Богу. Спекулящя лишь отвлекаетъ человека отъ его глав наго дела, итъ заботы о вечномъ искупленш души. Въ хрисшнстве исходнымъ пунктомъ является сознаше греха, центральныыъ—вера въ па-радоксъ (Тертулл1ановское: credo, quia absurdum) и существеннымъ иризнакомъ — стра-даше или мученичество, проистекающее отъ необходимости обосновывать вечное блаженство на такомъ исторпческомъ факте, который ставить крестъ надъ мысл1ю. ВерующЩ не получаетъ новаго разума для восприняла парадокса, и потоку радостная вера служить свидетельством?·, что истинваго общен!Я съ Богомъ нетъ. Сочинешемъ „Литературное сообщен1е“ заканчивается этотъ перюдъ письменности. Киркегордъ теперь чувствовалъ долгъсвой исполненеымъ. Онъ уже помышлялъ о свя-щенническомъ местё где-нибудь въ глуши, вдали отъ света, какъ вдругъ случилось новое собьше, сразу переменившее его на-мереше и давшее толчекъ къ новому богатому литературному творчеству. А именно по незначительному поводу Киркегордъ сделался предметомъ васмешекъ и каррикатуръ въ юмористаческомъ журнале „Корсаръ“, который своими более или менее безвкусными издевательствами надъ тонкой, несколько сгорбленною фигурой Киркегорда, надъ его несоразмерными брюками, надъ его псевдонимами, его невестой и т. п. достигъ, наконецъ, того результата, что все уличные мальчишки смеялись надъ Киркегордомъ и показывали на него пальцами, когда онъ проходнлъ по улице. Для такой нежно-чувствительной и воспршмчивоп натуры, какъ Киркегордъ, это происшеств1е было страш-нымъ ударомъ,—и оно значило для него очень многое. Доселе, страстно полемизируя съ учеными и мудрецами, Киркегордъ въ глубине души всегда чувствовалъ влечете и симпат1ю къ простому, безхитрост-ному народу и втайне онъ находйлъ въ этомъ некоторое „смягчеюе своего одиночества“, некоторую реальную связь съ mi-ромъ. Но вотъ на него напалъ „Корсаръ“, и никто не заступился за него, все оставили его, и та толпа, которую онъ старался образовать и которой старался открыть глаза, пошла теперь за „Корсаромъ“ и, следовательно, она не знала его и знать не хочетъ. Итакъ, его проповедь осталась „гла-сомъ вошнщаго въ пустыне“ в вместе съ темъ подъ нимъ разрушена последняя реальная почва его душевнаго равновеш и мужества жпзви. Киркегорду оставалось теперь одно—искать утешешя въ своей христн-ской письменности. Онъ увиделъ въ этомъ происшествш персть Божш, зовугщй его на новую проповедь. Только его проповедь теперь иная. Онъ закончилъ свою прежнюю письменность, мыслщ о мученичестве въ хрислансгве; но это мученичество было, такъ сказать, интеллектуальное, теоретическое, обусловленное верою въ парадоксъ. Теперь-же Киркегордъ увиделъ въ xpucTiaHCTRe другое мученичество—реальное, практическое. Изъ случая съ „Корсаромъ“ Киркегордъ увиделъ, что толпа не только глупа и низка, но что она и „зла“ и что вся-кш свидетель истины будетъ осмеянъ, го-нимъ и преследуема Такъ говоритъ хри-CTiaHCTBo, и всяк1й истинный хрип1анинъ есть непременно мученпкъ среди толпы, стра-далецъ. И вотъ Киркегордъ снова высту-паетъ съ целымъ рядомъ произведен^ уже строго-релипознаго характера, въ которыхъ Сократъ уже всецело устуиаетъ место Христу и въ которыхъ проводится идеалъ последования Христу въ любви, въ страданш в въ самоотреченш к постепенно все более и более выясняется идеалъ страдальца-аскета. Нроизведешя этого першда: „Назида-тельныя слова въ разлпчномъ духе“ (въ