* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ПСИХОАНАЛИЗ. Последователи Фрейда не имеет смысла. Или еще хуже: не быть готовым умереть за то, что сегодня является истинным, означает отказ человека от единственного шанса прожить полноценную жизнь. Дважды Эриксон подолгу жил в промышленном городе Ахмадабад, где произошел «инцидент», который был в достаточной мере, но все же не полностью разрешен. Он лично познакомился с представителями обеих сторон, изучал труды Ганди и работы о нем и в результате создал свою версию развития необыкновенного человека, который мог чувствовать за миллионы и сам убедительно представлять миллионы индусов. Необычайная сложность индийской жизни, колониальный статус, кастовая система, различные религии, вера в продолжение жизни в различных кастах — со всеми этими факторами должен был считаться Ганди. Так же трудно было и Эриксону, пытавшемуся понять, каким образом человеку удалось объединить в себе и представить «правду Ганди» так, что миллионы людей почувствовали, что и они тоже являются ее правдой. Труд Эриксона — это не просто книга о человеке, это книга о людях в особых условиях. Пример: взятие на себя ответственности за бессмысленное страдание посредством того, что человек сознательно решает страдать, в рамках новой ритуализации, такой, как сатьяграха, может переживаться как просветляющее овладение судьбой. И все же Эриксона как психолога интересует прежде всего сам Ганди. С явным уважением автор описывает жизнь Ганди с самого детства, чтобы показать, какие элементы его развития достигли синтеза и стали действенными в зрелом возрасте, когда он приобрел огромный авторитет. При этом Эриксон не впадает в удобные психоаналитические «объяснения», подменяющие собой настоящее понимание. Он совершенно определенно говорит, что считает дешевым успехом, анализируя личность необыкновенного человека, ретроспективно описывать его эдипов комплекс и не уметь объяснить, что делает этого человека и его комплекс таким необыкновенным. Писать с психоаналитических позиций о великих людях ни для Эриксона, ни для Фрейда (в его очерке о Леонардо да Винчи) не означало проводить разбор клинического случая. Эриксон не сводил Лютера, Ганди и Гитлера к «случаям», на которых можно продемонстрировать скрытые комплексы. Фрейд заявлял в связи с этим: «И оно (психиатрическое исследование) полагает, что никто не велик настолько, чтобы ему было зазорно подчиняться законам, с равной строгостью управляющим и нормальным, и болезненным поведением» (VIII, 128). Эриксона интересовали синтез сил, преодоление слабостей, исторические, географические, социально-экономические и этические данности. Эта взаимосвязь интересов в свою очередь определяется его собственными особыми дарованиями, его психоаналитическими открытиями и его опытом. Результатом применения психоаналитических знаний к исследованию исторических личностей и эпох явилось возникновение новой «рабочей области» — «психоистории». Как и следовало ожидать, одни ее популяризировали, другие отвергали как дисциплину, а тем, кто разбирался в психологии и истории, она давала более глубокое понимание. Историки справедливо хотят, чтобы психоаналитики больше знали о фактах и методологии истории. А психоаналитики справедливо хотят, чтобы историки, рассуждая о влиятельных личностях, больше знали о психологии. Ибо когда историки отрицают какой-либо интерес к психологии и утверждают, что для объяснения поступков определенного исторического персонажа опираются лишь на «здравый смысл», — не более чем самообман. Имплицитно это подразумевает, что человек ведет себя, руководствуясь исключительно сознательными мотивами и не испытывая бессознательных влияний. Кроме того, подобная позиция привела бы к приписыванию человеческим поступкам всех психических и мотивирующих 208