* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ПСИХОАНАЛИЗ. Последователи Фрейда также в заглавии своей последней книги (1967). Маргарет Литтл (1961) использовала выражение 'базисное единство' ('basic unit'), Хан (1963) предложил образ 'оградительного щита' ('protective shield'). Р. Шпиц (1965) говорит о 'посреднике внешнего мира' ('mediator of the environment'), а Малер (1952) в свою очередь предпочитает термин 'внеутробная матрица' ('extrauterine matrix')» (Balint 1968, 204). Каждый из этих терминов описывает тот или иной аспект отношений, который Балинт обозначает понятием первичной объектной любви, при этом особенно подчеркивается функция аналитика как объекта, удовлетворяющего потребность, однако, по моему мнению, в описании Балинтом отношений между матерью и ребенком особенно четко выражается то, что речь здесь идет об отношениях любви, основанных на взаимности. Как бы первичная объектная любовь между аналитиком и пациентом в психоаналитической ситуации ни напоминала реальные счастливые отношения между матерью и ребенком, по крайней мере по двум важным пунктам эти самые ранние объектные отношения друг от друга отличаются. В реальной ситуации мать-ребенок первичные объектные отношения развиваются с самого начала жизни младенца, в психоаналитической же ситуации Балинт, о чем он писал в 1935 году, наблюдал «природу этих первых объектных отношений... в конечной фазе такого лечения, которую (он) назвал 'новым началом'» (Balint 1965, 58). Следовательно, пациент должен буквально пережить своего рода возрождение, прежде чем он станет способным к первичной объектной любви. Младенец начинает свою жизнь наивным и не обремененным проблемами, ничего не стоит на пути его полного доверия и любви обращения к своей матери, к своему окружению. Ребенок в пациенте должен сначала получить возможность для регрессии на уровень базисного дефекта и оказаться в среде, в которой можно излечить его базисный дефект, чтобы, наконец, методом проб и ошибок начать сначала и, возможно, впервые в своей жизни относиться к другим людям без страха и с доверием. Другими словами, пациент должен научиться «любить простодушно, безусловно, как могут любить только дети» (там же, 170), после того как он заживил свои душевные раны. С этих позиций форма проявления требований удовлетворения желания первичной любви у младенца и у ребенка в пациенте является одинаковой, но не их содержание; то же самое относится к окрашенной чувствами ненависти агрессии в ответ на фрустрацию. У младенца это умение выражать свои требования в бурной форме является признаком его душевного здоровья, у ребенка в пациенте — признаком начинающегося душевного выздоровления. Когда пациент в этой детской форме отваживается требовать от своего аналитика удовлетворения желаний первичной любви, это означает, что он отваживается доверять и принимать любовь. Аналитик уже не воспринимается амбивалентно, как объект, оказывающий помощь, за которого в поисках помощи можно зацепиться, с одной стороны, и как объект, вызывающий тревогу, от которого нужно защищаться, — с другой; он воспринимается как первичный объект, который можно катектировать первичной любовью. Как же выглядят эти бурно выражаемые желания первичной любви? «Следует сказать, совершенно безобидно, наивно. Доброе слово аналитика, разрешение... видеть его не только во время сеансов, взять у него что-нибудь взаймы, получить от него — даже какую-то мелочь — в подарок и т.д. Очень часто эти желания выражаются в том, чтобы дотронуться до аналитика, к нему прикоснуться или чтобы он дотронулся, погладил» (там же, 90). «Чаще всего это желание проявляется в том, чтобы взять его за руку или подержать за палец, или дотронуться до его стула и т. д. 140