* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ПСИХОАНАЛИЗ. Теория психоанализа. Понятие символа Фрейдовская интерпретация сказки отрицает в ней все то, что указывает на возможности открытия, преодоления или утверждения человека, то есть на возможности переживания, которые, по сути, характеризуют психотерапию. Фрейд относится к образам не просто с подозрением — они «ненастоящие», как это он утверждает, не без гордости рассказывая о вышеупомянутом вопросе одного из своих детей. Но что означает здесь настоящее или ненастоящее? Разве не могут быть образы настоящими и ненастоящими одновременно? В таком случае точка зрения Фрейда, что сказки основаны исключительно на исполнении желания, окажется совершенно недостаточной, поскольку образы сказки нельзя свести к одной причине одного-единственного периода жизни и не могут быть однозначно объяснены ею. Различие между желанием и действительностью не является достаточным критерием, чтобы судить о происхождении сказочных сцен и образов и оценить их значение с психоаналитической точки зрения. В отношении конфликтов становления Я оно предполагает в качестве конечной цели человека, лишенного желаний. Однако он является столь же мало жизнеспособным, как и человек, у которого исполняются все желания. Очевидно, что «смысл» этих образов должен быть еще и каким-то другим. Это позволяет предположить, например, производящая особое впечатление сказка «Золотой ключик» (Grimm 1949, № 200): «В зимнюю пору, когда уже лежал глубокий снег, одному бедному мальчику пришлось отправиться в лес, чтобы набрать хворосту. Собрав хворост и погрузив его в сани, он решил не возвращаться сразу домой, а сперва развести костер и немного погреться. Он расчистил снег и, когда под ним показалась земля, мальчик нашел маленький золотой ключик...» Раз есть ключ, думает мальчик, значит, где-то должен быть и «заму к». Он начинает искать и находит «железную шкатулку», которую в конце концов открывает. Является ли эта история сказкой, в которой желание подменяет реальность? Герой сказки беден и должен работать, чтобы согреться. Работа происходит не в доме, а на улице. И здесь, «в чуждом мире», он ищет огонь: не для того, чтобы «вернуться домой», а чтобы устоять в «реальности» (Фрейд). И таким образом, при «реалистичном» поведении мальчика, отыскиваются ключ, заму к и драгоценности. Лишь с натяжкой можно говорить здесь о «свободе от внешнего принуждения», от которой «пришлось давно отказаться в действительности». В сказке описывается ситуация, за которой не скрываются никакие желания. Скорее она говорит сама за себя, не называя ничего конкретного, и даже в самом конце ничего не говорится о том, «что за чудесные вещи лежали в шкатулке». По крайней мере необходимо признать, что сказка как порождение бессознательного отнюдь не искажает действительность. Напротив, ее образы скорее указывают на способ утверждения в действительности. При этом обращает на себя внимание, что драгоценности нашлись как раз в ситуации нужды и лишений. Это противоречие следует особо отметить, поскольку оно свидетельствует, что образы сказки нельзя интерпретировать лишь рационально: образы сказки не являются симптомами, указывающими на подмену — скорее это символы. Речь не идет о том, чтобы оспаривать справедливость рассуждений Фрейда. Однако можно понять, почему Юнг был вынужден критиковать «стесняющую узость фрейдовской психологии и мировоззрения»: «Я имею в виду, — говорит он, подытоживая пройденный путь, — редукционный каузализм его (то есть Фрейда) общего подхода и, так сказать, полное пренебрежение столь характерной для всего психического целенаправленностью» (1952, VIII). «В психических вещах вопрос "почему это происходит?" вовсе не обязательно является более плодотворным, чем другой вопрос: "зачем это происходит?"» (Jung 1948, 7). И кроме того: «Слово или образ является символическим, когда он содержит больше, чем это можно увидеть с первого взгляда. В таком случае он 576