* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ПСИХОАНАЛИЗ. Теория психоанализа. Понятие символа подобно тому как усиление и удовлетворение любого другого желания состоят в том, что переживаются вариации напряжения. Этот закон применим и к агрессивным влечениям (как показал Фрейд в работе «Недомогание культуры»). При особой форме мазохизма, а именно при перверсии, когда удовольствие выступает на передний план, а душевная боль скорее изображается, нежели испы-тывается, важнейшим элементом ситуации и, возможно, даже условием получения удовольствия является стыд подвергнуться обращению, которое тем более унижает, чем оно искусственнее и преднамереннее и чем сильнее оно может заслужить презрение партнера. Это в самом деле может обернуться проблемой, не изменяя, однако, характера мазохизма, в котором моральное или душевное страдание, напротив, является интегрирующей составной частью. Разумеется, пассивность, сексуальная подчиненность и гомосексуализм не означают мазохизма; быть мазохистом — значит стремится к ним ради стыда, который видится в такого рода отношениях, ради частного или публичного унижения, которое должно за этим последовать. Чтобы осудить себя, человек ассоциирует себя с обществом и Сверх-Я. Большое значение имеют отношения между мазохистом и его объектом. Во всех клинических случаях мазохизма проявляется действие интроецированного объекта. Этот объект имеет нарциссический характер, даже если он не является просто послушным инструментом, которым порой пользуется мазохист. Приятель, супруг или начальник должны быть строгими и суровыми или же воображаются таковыми; жалобы и обвинения против этих лиц кажутся нам, как и Берглеру, лишь средством скрыть свой мазохизм. Перенос ответственности на безликие силы, несчастье, судьбу при анализе также оказывается методом и способом персонифицировать эти силы в качестве Сверх-Я; они «ресексуализируются» (Фрейд), им приписывается садистский умысел или же они выбираются как раз потому, что садизм и впрямь им свойственен. Часто речь идет о проекции. Рассматривая в целом, мазохизм никогда не ограничивается простым обращением против собственной персоны. Всякий раз мы имеем дело с субъектом, который ранит себя или унижает чем-то, что он сам себе создает, выбирает или терпит. Тем не менее мазохист не был бы мазохистом, если бы видел в дурном обращении лишь средство искупления действительных или мнимых промахов, возможность оправдать свою вину и ненависть к другим, заставить с собой считаться или же избежать таким образом грозящего несчастья. Учитывая тесную, интимную связь мазохиста с его объектом, связь, в которой он вступает в конфликт со Сверх-Я, Фрейд счел необходимым ввести понятие «мазохизм Я». Иными словами, он говорит о потребности страдать, которую мазохист может отчасти отрицать, ссылаясь на свою вину; но именно как мазохист он никогда не сводит счеты, поскольку не может подвергнуть себя наказанию, не насладившись или по крайней мере не удовлетворив свое влечение. Мазохизм, как мы его только что определили, вполне типичен для концепции, которую не удается полностью сформулировать терминологически, поскольку она не проявляется в чистом виде ни во внутреннем опыте, ни при наблюдении, но всегда остается многозначной. Этим объясняется многообразие внешних функций, которыми с определенным правом можно наделить данный тип поведения: «Я буду страдать, но я наслаждаюсь этим; я буду наказан, подвергнусь избиению, однако перенесенные удары освободят меня и оправдают; я хочу, чтобы меня унизили, но это сделает меня важным; я хочу, чтобы меня кастрировали, но разыгранная кастрация защитит меня от настоящей; я хочу быть жертвой, но в конечном счете я и есть палач». Все это отнюдь не позволяет сделать вывод, что мазохист стремится лишь к наслаждению, славе, безопасности или сохранению интегрированности своего тела и разрушению других. 490