* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ПСИХОАНАЛИЗ. Зигмунд Фрейд ности Фрейда. То, что было начато ординарными профессорами Хохе и Бумке, которые на конгрессах специалистов призывали к «бойкоту» психоанализа и изгнанию его с помощью полиции, приняло еще более угрожающие масштабы после прихода к власти национал-социалистов с их антисемитской идеологией. Освальд Бумке, к примеру, использовал псевдобиографию Майлана для того, чтобы в книге «Психоанализ и его дети» (Bumke 1938) отвратительным образом оклеветать Фрейда; ему вторит литературовед Герман Понгс, проводя нацистскую идеологию в своей работе «Образ в поэзии» (Pongs 1939). Отголоски такого непонимания, смешения научных суждений и жизненно-исторических фактов раздаются еще и в 1957 году, когда Курт Колле, один из ведущих психиатров Немецкой высшей школы, высказывается подобным образом: «Он никак не мог расстаться с тем, что было обнаружено им и Брейером у одной истеричной пациентки. Он был слеп ко всему, что противоречило его теории, построенной на основе единичного факта..» (Kolle 1957, 11). Откровенная клевета, иначе это и не назовешь, становится в этой сравнительной биографии «Крепелин и Фрейд» еще очевиднее несколькими страницами спустя, когда Колле приводит «анекдот», в котором по контексту можно было иметь в виду только Фрейда: «Существует курьезная, недостоверная история: врач и пациент провели в молчании сто часов!» (там же, 53). Достоверным же является то, что Фрейд часто бывал по-настоящему охрипшим — так много приходилось ему в часы приема говорить с больными! Колле относится к тем биографам, которые мнят себя доброжелателями, но уже по тому, как они отбирают информацию, а еще в большей степени по вопиющей ее нехватке, демонстрируют явное отсутствие интереса к человеку как предмету своего исследования. Далее Колле предоставляет возможность выразить личное мнение своему почтенному учителю «Крепелину, у которого для Фрейда находились лишь насмешки и издевки, если не полное презрение» (там же, 11); хотя сама по себе работа стремится создать доброжелательное, позитивное впечатление о личности и деятельности Фрейда. Именно с личностью фрейдовского масштаба, влияние которой затрагивает и должно затрагивать каждого отдельного человека, самую сердцевину его существа, не могло случиться иначе, что позиция, занимаемая биографами, носила эмоциональный характер: как в случаях за (Ганс Захс, Эрнест Джонс), так и в случаях решительного против (Шарль Э. Майлан и Морис Натенберг), о которых мы еще будем говорить подробно. Сам Фрейд, обладавший обостренным чувством опытного знатока людей, называл это собственной причиной его антипатии ко всякого рода распространению приватной информации для широкой публики. В 1935 году он с беспокойством воспринял предложение Арнольда Цвейга написать его биографию. Решительно отказавшись, 31 мая он писал: «Став биографом, человек обрекает себя на ложь, утаивание, мошенничество, заглаживание и даже на прикрытие собственного непонимания, поскольку истины в биографическом сочинении добиться невозможно, а если бы это удалось, биография оказалась бы никуда не годной. Истина недоступна, люди ее не заслужили, и вообще, разве наш принц Гамлет не прав, говоря: если б с каждым обращались по заслугам, кто бы избежал порки?» (Freud 1968а, 137). Шестью годами раньше он высказался еще немногословнее и резче по поводу аналогичного описания его жизни и деятельности: «Вы учите меня языку, а я достиг того, что могу ругаться» (Jones III, 176). Весной 1929 года вышла книга Шарля Э. Майлана «Трагический комплекс Фрейда: анализ психоанализа» (Maylan 1929), претендовавшая на психоаналитическое рассмотрение личности самого Фрейда. Майлан жаждал услышать суждение Фрейда, но тот лишь процитировал ему через своего берлинского коллегу Макса Эйтингона выражение Калибана из шекспировской «Бури». 198