* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

САЛТЫКОВЪ. 7 3 Откуда мораль, яе подавши заранее пять су бедному мальчику, нужно взбегать встреча съ бешеными собаками». Въ первой повести С. (посвященной имъ В. А. Милютину, брату Николая и Дмитрия Алексеевичей, известному потомъ талантливому историку ? публицисту, рано умершему) сказались мысли, безъ сомнения, волновавшая самого автора: неудовлетворенность жизнью, стремленье къ идеалу, борьба съ сомненьями, страхъ передъ пустотой обычнаго существованья, въ которомъ не находить места более высокое содержание. «Будущее,—говорить герои повести, — обещаетъ мне только горестный рядъ преследование ? лшпевш, лпшеньй ничтожиыхъ и ыелкнхъ, если хотите, но тЬмъ не менее безарестанныхъ и безотвязныхъ, съ которыми нельзя бороться — до того оне неуловимы, до того ничтожны. Еще еслибъ меня ждало какое-нибудь спльаое несчастье—но нетъ, меня ждутъ умеренность и аккуратность, две болышя добродетели, коли хотите, но въ которыхъ скорее слышится отрицание жизни, нежели жпзнь». Чрезвычайно характерно, что уже здЬсь, въ оервомъ произведешь С., является этотъ страхъ передъ «мелочами жизни», эта боязнь погрязнуть въ «умеренности и аккуратности»; и позднее, въ конце его <Губернеквхъ Очерковъ» имъ опять овладеваете опасение, что «въ сердце его царствуетъ преступная вялость»; это первое проявденье того отрицашя ихъ и той борьбы съ пошлостью жизни, какья наполняютъ всю его дальнейшую деятельность. «Примиреше съ будничной »тиной»,—говорить одинъ изъ его бшграфовъ,—погружение въ омутъ мел-кихъ житейскпхъ дрязгъ—вотъ, очевидно, кошмаръ, пугавшш С., пока въ немъ не окрепла вера въ самого себя. И здесь нетъ ничего удивительная: на его глазахъ тысячи людей, обезеиленныхъ теплвчнымъ ноешьташемъ и беззащатныхъ противъ влшнш среды, тонули въ этомъ омуте, погрязали въ этой тпне». Еще более характерна другая повесть С., напечатанная въ «Отечественеыхъ За-пвскахъ» liSio года (мартъ): «Запутанное Дело». Если въ «Противор'ЬчЫхъ» замечаюсь вльянье ыервыхъ романовъ Жоржа Завда, то но -второй повести, какъ по-лагаютъ, отразилась вторая, сощалпстиче-ская сторона деятельности этой писательницы, загЬмъ чтеаье самихъ писателей, которыми внушено было ей это направле-Hie, наконецъ, отразилось вл1яа1е « LLI ? вели > Гоголя и «Бедныхъ Людей» Достоев-скаго. Настроенье, въ какомъ находился тогда С., было настроенье, довольно распространенное въ молодомъ ?околен i и конца сороковые годовъ. Между прочимъ это было увлеченье соцьализмомъ, конечно, совершенно отвлеченное ? идеалистическое. Въ иозднейшихъ сочинешяхъ С. сохранились его собственный, чрезвычайно любо-пытеыя, воспоминанья объ этой эпохе и объ этихъ увлеченьяхъ. «Съ представле-ньемъ о Францш я Париже, — говорить онъ въ разсказахъ «За руоежеиъ», — для меня неразрывно связывается воспоминанье о моемъ юноьпестве, т. е. о сороко-выхъ годахъ. Да и не только для меня лично, но и для всехъ насъ, сверстнп-ковъ, въ этпхъ двухъ словахъ заключалось нечто лучезарное, светоносное, что согревало нашу жизнь и въ пзвестномъ смысле даже определяю ея содержанье. Какъ известно, въ сороковыхъ годахъ русская литература (а за нею, конечно, и молодая читающая публика) поделилась на два лагеря: завадниковъ и славянофпловъ. Былъ еще третьи лагерь, въ которомъ копошились Булгарины, Бранты, Кукольники il т. п., но этотъ лагерь уже не омелъ ни малеишаго вльянья на иодростающее поколенье, и мы знали его лишь настолько, насколько онъ являдъ себя прикосновеннымъ къ ведомству управы благочишя. Я въ это время только-что оставилъ школьную скамью и, воспитанный на статьяхъ Бе-лпнекаго, естественно примкнулъ къ за-паднпкамъ. По не къ болыпинству западни ковъ (единственно авторитетному тогда въ литературе), которое занималось попу-лярпзириваньеыъ положеши немецкой фц-лософш, а къ тому безвестному кружку, который инстинктивно прилеиился къ Франц: и. Разумеется, не къ Фрак щи Луи-Фвлиппа и Гизо, а къ Фраицьи Сенъ-Сп-мона, Каое, Фурье, Луи Блаеа и въ особенности Жоржъ-Занда. Оттуда лилась на насъ вера въ человечество, оттуда воз-еьяла яамъ уверенность, что золотой в^къ находится не позади, а впереди насъ... Словомъ сказать, все доброе, все желанное и любвеобильное шло оттуда. Въ Poccin,— впрочемъ, не столько въ Россш, сколько спещально въ Петербурге.—мы существовали лишь фактически пли, какъ въ то