* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

270 ПУГИКИНЪ. носять отпечатокъ вл1яшя школы итальянско-французской (Парни и Apiocro). Но второмъ nepioAI Пушкинъ — подражатель Байрона, поэтъ философъ: въ «Кавказскомъ Пленников нЪтъ уже беззаботности на-строенШ первой поэыы, но н-Ьтъ еще и ш-зантроти Онегина. Совершенно верно ха-рактеризуетъ КирйевскШ этотъ второй ?е-рходъ, какъ постепенное освобождение отъ гнета «м1ровой тоски·» й нриближете къ действительности. На рубеж!; третьяго пе-ршда стоять «Цыгане», «Евгешй Онйгшъ». Но Ее въ repot видитъ «народность» кри-тнкъ, а «въ посторонние опиеашяхъ». «Он^гинъ—пустой, ни къ чему не способный модный Франтъ»; самобытная собственность Пушкина — въ Ленскомъ, Татьян^, Ольге, въ опиеанм Петербурга, деревни, сна, зимы, въ письме и пр. Это все признаки третьяго переда — русско-душкин-скаго. Рядомъ съ этими дельными речами можно поставить слова Кс. Полевого: «Пушкинъ повторить собою всю HCTupiro русской литературы. Воспитанный иностранцами, онъ переходилъ отъ одного направления къ Другому, пока, наконецъ, кашелъ тайну своей поэзш въ духе своего отечества и шре русскомъ». Но эти речи потонули въ бранчивомъ хоре враговъ. Съ одной стороны, возегали личные врага — литераторы, съ другой—старые классики опять подняли голову. Пушкинъ напи-салъ въ »Полтаве» что-то въ роде «эпопеи», а въ «Борисе Годунове·—нечто напоми-вающее трагедш,— это было въ ихъ гла-захъ дерзкииъ вызовомъ почтеннымъ теня мъ Корнеля и Расина. Нельзя не сознаться, что и эта «принципиальная» борьба была обострена личными отношениями. Пушкинъ не щадалъ своихъ противни-ковъ ни въ печати, ни въ летучихъ эни-граммахъ, ни въ личныхъ отзывахъ. Темъ не менее, Пушкинъ тяготился этой враждой и явной холодностью публики. Отноше-щя его къ правительству были неров-ныя, семейная обстановка тяжелая; поэтъ, оскорбленный жизнью, еще дальше отошелъ отъ «толпы», Вдрочемъ, онъ попытался было одно время взять въ руки общественное мнение, создавъ свой органъ печати для читателей съ высгшшъ литературнымъ вкусомъ.Эготъ журналъ, «Литературная Газета», издаваемый другомъ поэта барон омъ Дельвигомъ, долженъ былъ улучшить вкуеъ публики, забрать въевоируки право «высша- го суда» надъ литературной жизнью того времени. Кроме новой брани ничего не вышло. Дельвигъ былъ ничтожествомъ; Пушкинъ, человекъ страстный, съ презре-шеиъ отворачивался отъ литературной «черни»» въ своихъ звучеыхъ стихахъ, а въ журнале вооружался грязной метлой и вступалъ въ потасовку съ толпою мелкихъ сошекъ. Изъ моюдыхъ критиковъ выдавался въ тридцатые годы Надеждинъ; но онъ не по-нядъ великаго поэта, поднявшегося въ это время на недосягаемый высоты тровыхъ гетевъ. Надеждинъ былъ «классикъ»; онъ убежденъ былъ, что изъ Пушкина выработался бы русскШ Apiocro, если бы поэтъ продолжалъ «Руслана», держался бы авъ пределахъ эстетическаго благо разушя», не пр икры вал ъ бы романтическаго славой антиклассическаго невежества». «Резвое скаканде разгульной Фантазш», творчество безъ правилъ, безъ плана,—вотъ что уви-далъ суровый крнтикъ въ лучшихътворе-шяхъ Пушкина; «Бориса Годунова» онъ обрекалъ на сожжйше. Полевой, поддержавшей въ свое время поэта, тоже отсталъ отъ него и виделъ падее!е его ген!я въ последнихъ произведен1яхъ. Въ1832 г. ио-вяиласъ въ светъ критическая статья Гоголя: «Несколько словъ о Пушкине». Онъ осветялъ Пушкина, какъ «русскаго нащо-налънаго поэта». «Пушкинъ, говорить онъ, есть явлен1е чрезвычайное и можетъ быть единственное явлеше русскаго духа: это русскШ человекъ въ его развитш, въ ка-комъ онъ можетъ быть явится черезъ двести летъ. Въ немъ русская природа, русская душа, русскШ характеръ отразились въ такой очищенной красоте, въ какой отражается ландшаФтъ на выпуклой поверхности оптическаго стекла». Онъ при самомъ начале своеыъ ужебылънащоналенъ, потому что истинная иащональностьсостоитъ иевъ описан ш сараФааа, но въ самомъ духе народа. Поэтъ даже можетъ быть и тогда нащоналенъ, когда опиеываеть совершенно стороншй апръ, но пядитъ на него глазами своей яащовальной стихш. Сочи-нешя Пушкина, где дышетъ у него русская природа, такъ же тихи и безао-рывны, какъ русская природа. Ихъ только можетъ совершенно понимать тотъ, чья душа ноеитъ въ себе чисто-русекте элементы, кому Роес1я—родина, чья душа такъ нежно организована и развилась въ чу в-