* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ПУШКИНЪ. 263 господствующего добра. Это сознате, вероятно, утешало его. 1834-й годъ былъ для иоэта еще тяжелее, чемъ bci предыдущее. Въ январе месяце онъ былъ назначенъ камеръ-юн-керомъ. Трудно сказать, было-ли это милостью, или новой цепью, которая еще крепче должна была сковать поэта, все еще внушавшаго подозрения. Этой «милостью» поэтъ былъ оскорбленъ больше, чемъ веема придирками гр. Бенкендорфа: «Третьяго дня я пожалованъ въ камеръ-юнкеры (это довольно неприлично моимъ хбтамъ)», пишетъ онъ 1-го января 1834 года въ своей записной книжке. «Меня спрашивали, доволенъ-ли я моимъ камеръ-юнкерствомъ? — Дово-денъ, потому что государь имелъ намере-aie отличить меня, а не сделать смешнымъ; а по мне хоть въ камеръ-пажи, только-бъ не заставила учиться Француэскимъ вока-буламъ и ариометике». 7-го января онъ тамъ же отмечаетъ: «Государь еказалъ Каягяне Вяземской: J'espere que Pouschkin a pris ев bonne part sa nomination (следовательно, были основангя толковать назначение в въ дурную сторону!). Jusqu'a present il m'a tenu parole, et J'ai ete content de lui...». «ВеликШ Князь намедни позд-равплъ меня въ театре», пишетъ Пушкинъ въ дневнике.· «Покорнейше благодарю. Ваше Высочество, до сихъпоръ все надо мною смеялись: вы первый меня поздравили«... Не-удовольеше поэта вполне объяснимо: новое зваше связано было съ обязанностями царедворца, для него обременительными; товарищи его, камеръ-юнкеры, были еще молодыми людьми, и между ними 35 лётяШ Пушкинъ слишкомъ выделялся. Н. М. Смир-новъ въ своихъ воспомивашяхъ сообщаетъ по этому поводу следующее: «Пушкина сделали камеръ-юнкеромъ,—это его взбесило, ибо cie зваше точно было неприлично для человека 34 летъ, и оно темъ более его оскорбило, что иные говорили, будто оно ему дано, чтобъ иметь поводъ приглашать ко двору его жену. При томъ, на сей случай вышелъ мерзюй пасквиль, въ которомъ говорили о перемене чувствъ Пушкина, будто бы онъ сделался искателенъ, малоду-шевъ, и онъ, дорожившШ своей славой, боялся, чтобы cie мнете не было принято публикою и не лишило его народности. Словомъ, онъ былъ огорченъ и взбешенъ и решился не пользоваться своимъ мунди-ромъ и, чтобъ не ездить ко двору, не шить даже мундира». Смирновы насильно заставили его купать подержаный мундиръ князя Витгенштейна. Молва о томъ, что поэтъ ночтенъ при-дворнымъ звашемъ ради красоты жены, очень была раснространена въ городе: въ воспоминашяхъ Соллогуба говорится объ этомъ: «Жена его (Пушкина) была красавица, украшеше всехъ собрашй и, следовательно, предметъ зависти всехъ ея сверстницъ. Для того, чтобы приглашать ее на балы, Пушкинъ пожалованъ былъ каиеръ-юнкеромъ. Шдаецъ свободы, наряженный въ придворный мундиръ, для сопутствования жены красавицы, игралъроль жалкую, едва ли не смешную. Пушкинъ былъ не Пушкинъ, а царедворецъ и мужъ. Это онъ чувстовалъ глубоко».. Въ томъ же январе принять былъ въ гвардш офицеромъ баронъ д'Антесъ. Это былъ красивый блондинъ, ловкШ, веселый и болтливый, хвастливый и самонадеянный ... Наружность его была пзъ техъ, которыя нравятся све-гскпмъ женщинамъ. Онъ былъ более остроуменъ, нежели уменъ, и умелъ оживить салонный разго-воръ удачныагь калаибуромъ, но далее этого способности его не шли. При огра-ниченномъ уме, онъ былъ совершенно ли-шенъ образован1я; отличительною чертою его была привычка хвастать своими успехами у женщинъ: во всемъ прочемъ онъ былъ добрый малый, хоть и пошловатъ, любимъ товарищами и больпшнетвомъ знакомыхъ; словомъ, онъ былъ вполне подъ аару H. Н. Пушкиной, Ояъ «много суетился, танцовалъ ловко, болталъ, смешилъ публику и во-ображалъ себя настоящпмъ героемъ бала». Поэтъ позвакомался съ д'Антесомъ въ ресторане, за общнмъ столомъ, и, встречаясь тамъ почти ежедневно, они до некоторой степени сблизились. Кроме камеръ-юнкер-ства, сделавшагося незаживающей язвой въ сердце Пушкина, маого горя пер ежи лъ онъ въ этомъ году отъ своихъ ближнихъ родственниковъ, — родителей, брата и сестры. Въ письме къ Нащокину поэтъ разсказываетъ следующую семейную сцену: «На дняхъ отецъ мой посылаетъ за мной. Прихожу, нахожу его въ слезахъ, мать въ постели, весь домъ въ ужасномъ безпокой-стве. «Что такое?» —Имеше описываютъ— «Надо скорее заплатить долгь»—Ужъ долгъ заплаченъ. Вотъ и письмо управителя.—