
* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
242 ПУШКИНЪ. вичемъ. Эта встреча неим-Ьланикакого зна-чешя ни для того, ни для другого: оба были уже вполне сложивпиеся люди, вышедпие изъ того першда, когда люди поддаются «вл^яшямъ»; за этотъ пер10дъ особенно сблизился Пушкинъ съ университетскимъ круж-комъ Шевырева. Поэтъ давно уже носился съ мыслями объ улучшенш современной русской критики, о поднятии у насъ жур-нальнаго дбла: литературная чернь въ роде Булгарина и Греча, тогда владевшая положешемъ, претила его художническому самолюбш. «Толки о журнале, говоритъ Погодинъ, начатые еще въ 1824 и 1825 году, въ обществе Раича, усилились. Множество деятелей молодыхъ, ре-тивыхъ были, такъ сказать, на лицо и сообщили ему (Пушкину) общее желаше. Онъ выразилъ полную готовность принять самое живое участие». Редакторомъ былъ выбранъ Погодинъ, помощникомъ емуШе-выревъ. Новый оргаиъ носилъ назвате «Московский Вестникъ»; основаше его было отпраздновано шумно и весело. «Мы собрались въ доме бывшемъ Хомякова», вспоминаетъ Погодинъ: «Пушкинъ, Миц-кевичъ, БаратынскШ, два брата Веневи-тиновыхъ, два брата Киреевскихъ, Шевы-ревъ, Титовъ, Мальцевъ, Рожалинъ, Раачъ, Рихтеръ, ОболенскШ, СоболсвсюЙ... Нечего описывать, какъ веселъ былъ этотъ обедъ, сколько тутъ было шуму, смеху, сколько разсказано анекдотовъ, пдановъ, предпо-ложешй». Новый журналъ просуществовалъ недолго, хотя «Пушкинъ, которому было по душе чисто-художественное направ-лете журнала, поддерживалъ его всеми силами; 33 стихотворения его, въ томъ числе отрывокъ изъ «Графа Нулина» и два отрывка изъ «Евгешя Онегина», появились въ «Московскомъ Вестнике». Литературная жизнь кипела. Тотъ же Погодинъ вспоминаетъ объ этомъ времени: «Между темъ въ Москве наступило самое жаркое литературное время. ВсякШ день слышалось о чемъ-нибудь новомъ. Языковъ присылать изъДерпта свои вдохновенные стахи, славивапе любовь, поэзш, молодость, вино; Денисъ Давыдовъ—съ Кавказа; БаратынскШ выдавалъ свои поэмы; «Горе отъ ума» Грибоедова только что начало распространяться». Оживилась и сцена: водевили Писарева, новыя комедш Шаховского, талантливые артисты работали въ московскихъ театрахъ (Щепканъ и др.); Загоскинъ писалъ «Юр5я Милославскаго», Дмитр1евъ—переводилъ Шиллера и Гете. «Все они, говоритъ Погодинъ, составляли особый отъ нашего приходъ, который вскоре соединился съ нами, или, вернее къ которому мы съ Шевыревымъ присоединились, потому что все наши товарищи, оставаясь, впрочемъ, въ постояяныхъ сно-шешяхъ съ нами, отправились въ Петербургъ. Оппозиция Полевого въ «Телеграфе», союзъ его съ «Северной Пчелой» Булгарина, усиленныя выходки Каченовскаго, къ которому явился вскоре на помощь Недоумко (Н. И. Надеждинъ), давали новую пищу. А тамъ еще Дельвигъ съ «Северными Цветами», Жуковстй съ новыми балладами, Крыловъсъ баснями, которыхъ выходило по одной, по две въ годъ, ??6-дичъ съ Итадой, Раичъ съ Тассомъ и Павловъ съ лекщями о натуральной философш, гремевшими въ университете, Давыдовъ съ философскими статьями. Вечера, живые и веселые, следовали одинъ за дру-гамъ: у Елаганыхъ и Киреевскихъ за Красными Воротами, у Веневитиновыхъ, у меня, у Соболевскаго въ доме на Дмитровке, у княгини Волконской на Тверской. У Мицкевича открылся даръ импровизацш. Пр1ехалъ Глинка, связанный более дру-гихъ съ Мельгуяовымъ, и присоединилась музыка)». Въ такомъ головокружительномъ водовороте жило московское передовое общество. Пушкинъ, попавъ въ это общество, волею судебъ попалъ въ самый центръ этой шумной, интенсивной жизни. Всю зиму онъ прожилъ безвыездно въ Москве, разделяя свое время между литературными сборищами, картами и пирушками, охота къ которымъ въ вемъ еще не остыла. Весной поэтъ захотелъ побывать въ Петербурге. Помня наставлеше Бенкендорфа всякШ разъ испрашивать разрешения на таюя поездки, онъ 24-го апреля 1827 г. обратился къ нему за разрешешемъ, которое было дано 3-го мая съ характерной припиской: «Его Величество не сомневается въ томъ, что данное русскямъ дворяниномъ государю своему честное слово вести себя благородно о пристойно будетъ въ полномъ смысле сдержано». Очевидно, Бенкен-дорФЪ,даповидимому,иГосударьпо прежнему не доверяли поэту и третировали его по прежнему, какъ недоросля. Конечно, на впечатлительнаго поэта ташя наставления должны были действовать удручающе и,