* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

218 ПУШКИНЪ. Онъ, сказываютъ пропадаетъ отъ тоски, , скуки и нищеты». Къ службе своей Пушкинъ относился съ поднымъ пренебрежешемъ: очевидно, только для очистки совести старикъ Инзовъ пользовался своимъ своенравным* чинов-никомъ для поеьмокъ его то въ Аккер-манъ и Изнаилъ, то бъ друпя места под-ведомственной ему облает Все остальное время Пушкинъ былъ свободен*, ли-цоыъ къ лицу съ пестрой кишиневской «толпой»« И въ то же время, тЬмъ глубже уходил* поэтъ въ толпу, темъ болезненнее чувет- ВОВаЛЪ ОЕЪСВОЮ ПРО буДИВШуЮСЯ «ЛИЧНОСТЬ'?, свое одинокое положение въ этой толпе. Подъ вл1яшемъ такихъ настроешй Вай-ронъ—поэтъ «личности«, Наполеонъ—могучее воплощеехе «личности» стали казаться ему и близкими, и понятными... Еслп въ первый пер1одъ увлечены мотивами «Mipo-вой скорби» поэтъ понялъ ее одностороннее, со стороны разочарованхя, увыше, и въ результате получился герой чКавказ-сяаго Пленника»» и несколько аналогичные по настроенно стихотворенШ, то теперь эта поэз!я «м1ровой скорби» повернулась къ Пушкину другой своей стороной— 10 мотивами «презрёшя кълюдямъ, стремле-н!я въ свободё личности.,... Все это старыя, давно знакомыя Пушкину настроения, отразившаяся даже въ его ранвихъ стихахъ, но теперь они нашли себе поддержку въ герояхъ Байрона, въ образе Наполеона, въ проясняющемся сомосознанга, въ низкой оценке русскаго «общества». Въ результате—рядъ восторженных* отзывовъ о Французскомъ императоре, который еще недавно казался поэту только преступи и-комъ; въ результате—первыя, быть можетъ, еще веясныя очертан1я образа Але-ко, конечно по духу своему ближе подходящего къ героямъ Байрона, чеыъ герой «Кавказскаго Пленника»; отсюда, наконецъ, рядъ стнхотворешй, въ которыхъ поэтъ— жрецъ, полубогъ защищаетъ святыя права своей («личности» отъ посягательства толпы. Но нетрудно заметить, что, отказавшись отъ разочарования и скорби и оставя въ себе въ зааенъ ихъ презреше къ людям*, Пушкинъ попрежнему стоялъ такъ же далеко отъ Байрона, какъ и раньше. Произошло это, конечно, потому, что Пушкинъ—«обыватель г. Кишинева», жн-вущШ его мелками интересами, ш въ то же [ время корчапцй изъ себя Байрона, Пушкинъ— поэтъ, гордо отетайвающШ свою «личность», еще не исчерпывали всего поэта: въ душе его, въ его сердце не уми-ралъ, но зр?лъ еще трехШ Пушкинъ — «человек*»,—тотъ, котораго въ немъ, еще ребенке, полюбила старая няня, въ Лицее Пущинъ, въ Крыму—семья Раевскихъ, а здесь, въ Кишиневе, старикъ Инзовъ. Будучи масономъ, старый генералъ, подъ опеку котораго пошить Пушкинъ, исновё-дывалъ—какъ и вся его карт1я—известное учете о благодати, способной просветить всякаго человека, какамъ бы слоемъ поро-ковъ и заблуждешй окъ ни былъ прикрыт*, лишь бы нравственная его природа не была окончательно извращена. Вот* почему, нанримеръ, въ распущенному подъ часъ даже безумномъ, ко всегда искренно каявшемся Пушкине Инзовъ ви-делъ более задатков* будущности и мо-ралънаго развит, «ч^мъ въ иномъ господине съ приличными манерами, серьезномъ по наружности, но глубоко испорченном* въ дуитЬ». По свидетельству Н. А. Алексеева, Инзовъ «былъ очень искусенъ въ такомъ распознавании натуръ, несмотря на кажущуюся свою простоту». Почти всегда Пушкинъ начиналъ свои отношении съ людьми съ того, что показывалъ имъ свои саыыя невыгодный стороны. Что то злобное и разечитанное было въ техъ прока-захъ, который онъ поз воля лъ себе по адресу стараго генерала» Такъ, насримеръ, обедая у него, онъ нарочно заводил* вольнодумный разговор* и, зная строго-релипозныя убежден\я хозяина, старался развивать наиболее против околожныя имъ теорш. «Замечательно, прибавляет* Ан-ненковъ, что онъ никогда не могъ «окончательно разеердвть Инзова».. Въ результате так ихъ ппробъ» поэтъ признал* въ Низов* права на уважете и любовь: г<Ик-зовъ, писалъ онъ, меня очень любидъ и за всякую ссору съ молдаванами объявлялъ мне комнатный арест* и присылал*мне— екуви радп—Французск1е журналы... Генерал* Инзовъ — добрый, почтенный... Онъ русекШ въ душе... Онъ доверяетъ благородству чувств*, потому что самъ имеет* ихъ; не боится иасмешекъ, потому что выше ихъ».,. Остается пожалеть, что различгя возрастов*, обшие делъ помешали Инзову сблизиться съ поэтомъ до такой степени, чтобы завоеванное имъ у поэта уважете