* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

190 ПУШКИНЪ. да еъ открытой душой, дружеский союзъ съ нимъ заключенъ былъ «ее резвою мечтой»; оттого этотъ союзъ в предъ гроз-нымъ временемъ, предъ грозными судьбами «былъ союзомъ вёчнымъ». Друпя чувства связывали Пушкина съ Дельвигомъ. Въ его душе Пушкинъ наше лъ отзвукъ не столько своимъ «чело-веческимъ», сколько «поэтическимъ» стремлениями Л-ЁяивыЙ, малоподвижный и Флегматичный баронъДельвигъ жилъ своею собственною жизнью, лучшимъ укратеЕиемъ которой была любовь къ поэзш. Она не выразилась такъ шумно и бурно, какъ у его друга Пушкина: молчаливый Дельвигъ былъ больше аоэтъпро себя; быть можетъ, только Пушкинъ заставилъ его проявить свое бледное, худосочное творчество передъ всеми. Если Пушкинъ всегда и преувели-чивалъ звачеше Дельвига, какъ поэта, то, несомненно, онъ былъ первымъ, а въ Лицее, быть можетъ, и единственнымъ цените л емъ поэтическихъ грезъ Пушкина. Конечно, и Дельвигъ отплачивалъ по эту-товарищу такою же доверенностью и отдавалъ ва его судъ свои песни, петыя только «для Музы и для души». Такое единство главныхъ интересовъ жизни связало обопхъ на всю жизнь трогатель-нымъ «братствомъ» («Блажеяъ кто съ юныхъ лЬтъ...», «Другъ Дельвигъ, мой парвасскШ брать», «Загадка», «Любовью, дружествомъ и лёнью», «Мы рождены, мой братъ названный», «Послушай, Музъ невинныхъ...»). Неизменной любовью окружилъ поэтъ и другого своего товарища, тоже «брата по Музамъ» — Кюхельбекера; этотъ безкорыстный диллетантъ на поэтичес-комъ поприще, благодаря своему безграничному добродушно, прошедъ невредимымъ сквозь строй пушкинскихъ остротъ и изде-вательствъ, не всегда и тонкихъ. Онъ могъ противопоставить имъ лишь безспль-ную, беззлобную вспыльчивость, горячую, но, увы, безнадежную любовь къ Музамъ и искреннее благоговете передъ расцве-тающшъ талантомъ своего неумолимаго обидчика. Всего этого было достаточно, чтобы обезоружить навсегда Пушкина, мало-по-малу уничтожить всякую тёяь злости въ его остротахъ. Потешный «Кюхля», безтолковый, бездарный, ноусерд-ный работнвкъ на Парпассе, въ конце концовъ, завоевалъ и любовь поэта, и ува-жеше. Въ последше годы пребывая1я въ Лицее Пушкинъ очень расширилъ кругъ своихъ друзей. «Во все шесть лётъ лицеистовъ не пускали изъ Царскаго-Села не только въ Москву, но и въ близкШ Петербургъ, в изъяне было сделано для двухъ или трехъ, только по случаю и во время тяжкой болезни ихъ родителей». «И въ самомъ Царскомъ-Селе, въ первые три или четыре года», лицеистовъ «не пускали порознь даже изъ стЬнъ Лицея... ПослЬ все переменилось,—и въ свободное время мы ходили не только къ Тейнеру и въ друпе почтенные дома, но и въ кондитерскую Амб1еля, а также къ гусараагь, сперва въ одни праздники и по билетамъ, а потомъ и въ будни безъ ведома нашихъ приставниковъ, возвращаясь иногда въ глухую ночь»... Къэтимъ словамъ Корфъ многозначительно прибавляетъ: «думаю, что иные пропадали даже и ва целую ночь»; «надзоръ былъ до такой степени слабъ и распущенъ», что возможны были даже невидимому бегства на целую ночь въ Петербургъ. Вотъ эта свобода последнихъ лЬтъ пребывангл въ Лицвё дала Пушкину возможность завести друзей по нраву среди «золотой молодежи» гусарскаго полка. «Вечеромъ, разсказы-ваетъ КорФЪ, когда npo4ie бывали или у директора, или въ другихъ семей яыхъ домахъ, Пушкинъ, ненавидевший всякое стеснеше, пировалъ съ этими господами нараспашку. Любимымъ его собеседникомъ былъ гусаръ Петръ Павювичъ Каверинъ, одинъ изъ самыхъ лихихъ повесъвъ полку». Живой, остроумный, умевпий даже вспышки цинизма облекать въ дивные образы, Пушкинъ былъ желаннымъ гостемъ этихъ шум-ныхъ вечеринокъ: онъ чувствовали себя хорошо тамъ, где не третировали его свысока, «не докучали моралью строгой» и, не взирая на разность летъ, становились съ нимъ аа товарищескую ногу. Каверинъ, воспетый имъ и въ «Евгеши Онегине» нравился юноше своимъ размашистымъ, открытымъ нравомъ, цельностью своей натуры: «на марсовыхъ поляхъ онъ грозный былъ воитель, друзьямъ онъ верный другъ, красавицамъ мучитель, и всюду онъ гусаръ». Изъ гусаровъ особенно онъ привязался къ Павлу Воиновичу Нащокину, добродушному, безтолковому прожигателю