* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ПУШКИНЪ. 189 поэтическихъ вид&тй. Тогда къ нему стала безбоязненно прилетать юная Муза и любовно учила его юные персты обращаться съ «цевницей». Если науки не процветали въ Лицее, за то чтеше было однимъ изъ любииыхъ времяпровождешй лицеистовъ вообще, а Пушкина въ частности. Свобода жизни только содействовала этому занятою, хотя, конечно, не выносила и никакого контроля, вследствие чего, рядомъ съ лучшими про-изведетями русской и всемирной литературы, въ рукахъ лицеистовъ оказывались книги самыя нежелательвыя въ нраствен-номъ или политическомъ отношенш. Но, несомненно, въ литературномъ отпошеши наиболее глубокое вл1яше принадлежало книгамъ перваго сорта; среда лицеистовъ была въ достаточной степени культурна и могла уже, до некоторой степени, разобратся въ чтенш, объ этомъ свидётельствуетъ более ила менее характеръ того литературнаго творчества, которое развилось въ стЬнахъ Лицея. «Мы стараемся иметь все журналы, пи-шетъ ИлличевскШ, и впрямь получаемъ: «Пантеонъ», «Вестникъ Европы», РусскШ Вестникъ» и пр. Далее въ своемъ письме онъ перечисляетълюбимыхъвъ Лицее писателей: Жуковскаго, Батюшкова, Крылова, Гнедича. «Чтеше— вотъ лучшее учете», писалъ Пушкинъ брату въ 1822 г.,—Фраза, указующая на ясно сознанное поэтомъ значете книгъ. Эта любовь и уважение къ чтенш, любовь вынесенная еще изъ ро-дительскаго дома, несомненно развернулась въ Лицее, широко и свободно восполняя пробелы классныхъ и домашнихъ занятой. Часто даже на урокахъ, кроме уро-ковъ де-Будри, лицеисты занимались чтешемъ. Конечно, каждый выбиралъ себе книги по вкусу, но нетъ основаый сомневаться, что въ рукахъ Пушкина перебывали книга самого разнообразнаго содержан!я: слишкомъ пестры и сложны были его настроешя въ это время его жизни. Это и понятно: мы видели, что въ сердце поэта и въ это время уживались рядомъ самыя противорёчивыя стремления, разнообразие которыхъ определяло и позднее всю неразгаданность его сложной натуры; легкомысленное, Фривольное сливалось съ серьезнымъ и даже тоскли-вымъ, безоблачный смехъ—съ первыми думами о жизни, интересъ къ однимъ вопросамъ уживался съ полныиъ пре-небрежев1емъ къ другпиъ, страсть къ толпе — съ ваечешемъ къ уединешю, рыцарская чистота отношений къ однимъ—съ невыносимою несправедливостью къ другимъ... Поэтъ въ стёнахъ Лицея впервые постзгъ любовь. Какъ все въ Пушкине, такъ н это чувство отличалось широкимъ Д1апазономъ: отъ м в л о лет-наго увлечешя случайно попавшейся на пути красавицей,—до шашней низкаго сорта съ царскосельскими горничными и крепостными актрисами («Къ Наташе» и «Къ Наталье», «Къ молодой актрисе»); юноша возвысился и до платонически-частой, возвышенно-грустной любви къ сестре товарища Бакунина («Къ Живописцу», «Осеннее утро», «Разлука», «Элепя», «Элепя», «Наслаждеше», «Окно», «Месяцъ», «Къ ней», «Слеза», «Пробуждеше», «Къней»)— возвысился для того, чтобы на время опять отдаться более земной страсти къ молодой вдове («Къ молодой вдове»). Его друзья въ Лицее такъ же различны, какъ и предметы его любоваыхъ увлечетй. Изъ товарищей на первомъ месте стоялъ Пу-щанъ, юноша, покорившШ поэта кристальностью своего сердца и въ то же время подкупивши его отсутств^емъ «арисейска-го педантизма «добродбтельныхъ» юношей. Пущпвъ не замыкался въ созерцанш своей назапятнанной души, дружно сливался съ шумной жизнью Лицея; тЬмъ благотворнее было воздейств1е его благородной личности на товарищей вообще и на Пушкина въ частности. По еловамъ Корфа, это былъ юноша «со светлымъ умомъ, съ чистою душою», любимецъ всехъ товарищей. Для мятежной души юноши-поэта дружба съ нимъ была тёмъ чиститель-нымъ огнемъ, который облагораживаетъ золото. Съ трогательною нежностью отзывался всегда о немъ Пушкинъ(«Въальбомъ», «Любезный имеаинникъ», «Мой первый другъ, мой другъ безценный », «Помнишь-ли, мой брать по чаше»). Пушкину онъ былъ дорогъ, какъ «человекъ», съ нимъ онъ де-дилъ свои человеческш «чувства»: «неволю мирную, шесть летъ соеданенья, печали, радости, мечты души». Правда, поэтъ и съ нимъ зналъ «размолвки дружества», но никто никогда не дарилъ въ такой мере и сладость примиренья, какъ Пущинъ. Для Пушкина онъ былъ первый другъ «и безценный)»; къ нему поэтъ шелъ веег-