* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

22 ? АВЕЛЪ I. жженный на всякую мысль ал г желаше, выходящее изъ дринятаго порядка,—вотъ что было бы посл,Ьдств1емъ централизации при столь обширной территорш, какъ русская. Мысль должна была бы остановиться, развит]е делалось неумйетяымъ, часггныя улучщешя оказывались невозможными: ихъ заменяла окаменелая буква устава или инотрукщи, а всякая попытка заменить недостаточность устава или инструкцги называюсь уиничашемъ». Йсточеикъ заблуждений Павла былъ благородны«: онъ пытался установить строгую законность тамъ, где ему представлялся действительный или мнимый произволъ, и установить едино<1браз1е, какъ видимое проявлеше этой законности, во всйхъ мельчапшихъ частяхъ государственной машины; но общественной самодеятельности, такпмъ образомъ, предоставлялось весьма мало места, и она часто должна была являться преступной, какъ Hapymeeie разъ установ-леннаго порядка. Смотря на все съ точки зр-Ьтя формальной законности, Павелъ Петровичъ, вообще добрый, даже жалостливый, оонаруживалъ суровость и строгость даже въ гЬхъ случаяхъ, где сама Екатерина склонна была, въ государственныхъ интересахъ, обнаруживать свойственную ей снисходительность ? незлоб1е. «Велела я ему (Павлу) со Стрекаловымъ прочесть всю с по пакотилью ( сверю къ бунагъ)», писала Екатерина Потемкину после усии-pcHiff Пугачевскаго бунта, «я онъ сказалъ Степану Федоровичу, прочтя прощен!е бунта, что это рано, и все мысли cru клонились къ строгости». Неизвестно, старалась ли Екатерина переубедить сына, но несомненно о его государственномъ воспитании въ ея духе уже не могло быть и р^чи: въ Павле императрица ясно увидела уже закончившая курсъ обучешя воспитанника Панина, и ея государственный «беседы» съ ним'ь явились не лекциями гешальной государыни своему наследнику, не правительственной школой для него, а полемъ столкло в енш Екатерины съ мнениями враждебной eit партш. Естественно, что Екатерина думала y;i;e о возможномъ лрекращенш этихъ бесЬдг, а не развила ихъ; оттого, вероятно, она не дала своему наследнику места ни въ сенате, ни въ своемъ совете. Съ этого времени звезда новаго фаворита Екатерины, Потемкина, взошла еще выше: съ нимъ императрица делилась своими пла- нами, въ немъ она'ВстрЬчала в$рнаго и талантлпваго исполнителя своихъ предиа-чертанш. Отсюда легко понять чувства, съ которыми Павелъ относился всегда къ Потемкину: въ неиъ онъ видЬлъ не только врага по убеждешямъ, но и соперника, занявшаго место, которое онъ считалъ принадлежащие себе по праву. Разочарованный въ в озможн о сти ир и-нять живое у чаше въ государственныхъ д'Ьлахъ, Павелъ Петровичъ и въ семенной своей жизни не нашелъ счаст1Я. Великая княгиня Наталия Алексеевна, гордая и честолюбивая, подчинила его своему вл!яшю, но сама также сделалась доступной внушешнагь друга Павла, графа Андрея Разумовскаго, находившагося на жалованье у державъ, противодействовавши ??. «северному аккорду» Панина: Фран-цш и Испанш. Само собою разумеется, что и Наталия Алексеевна, и РазумовскШ употребили все уешия, чтобы оттеснить Панина отъ двора наследника: Павелъ сталъ находить себе удовольеше только въ обществе своой супруги и графа Андрея. Екатерина заметила интриги Наталш Алексеевны ? предварила сына, что графъ РазумовскШ злоуиотрибляеть его благосклонностью ДЛЯ ТОГО, ЧТОбЫ ИМеТЬ 1ШЯ-Hie на великую княгиню. Эта «страшная поверенность (odieuse confiance)», по донесению францу зскаго иовереннаго въ д'1;-лахъ Дюрана, друга Разумовскаго,—«причинила Павлу Петровича огорчение, которое онъ тщетно старался скрыть. Великая княгиня принудила его наконецъ объяснить ей причину его грусти и узнала ее только для того, чтобы, проплакавъ несколько дней, убедить его въ злобности этого слуха, клонившагося лишь къ тому, чтобы разссорать ее съ мужемъ». Во время пребывания двора въ Москве отношенья Екатерины къ великокняжеской чете сделались очень сухи и выражались наглядно въ мелкахъ фактахъ; такъ, 21 апреля, пъ день своего рождешя, Екатерина подарила Павлу недорогие часы, а Потимкину—50 тысячъ рублей,—сумму, въ которой Павелъ Петровичъ очень нуждался н о выдаче которой онъ давно просилъ: лишь въ день именннъ Павла, '29 цоня, ого просьба была исполнена, я то .?ишь отчасти: ему пожаловано было всего 20 тысячъ рублей. Это явное предпочтение Потемкина только усилило ненависть къ нему великаго князя; при вспыльчивости Павла, дело дошло,