* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
ломоносовъ. 623 нередко пестр уж смесь древнихъ рус-скихъ сдовъ, церковно славанскпхъ и са-мыхь разнообразныхъ немзцкигь, голланд-скихъ ? другихъ иноземныхъ словъ. Въ неыъ н^тъ правильная правописанш, грамматические обороты его совершенно произвольны... Таково состояше русскаго языка въ первой четверти XVIII стол1>т1я. Этому иолозкешю вещей способствовало и то, что при Петре Великомъ изящной литературы существовало немвого, на первомъ плане стояли учебники и утилитарныя книги, въ которыхъ меньше всего заботились О стиле II языкъ ихъ, по меткому выражетю Ломоносова, пред ставлялъ собою почти всегда «дикщ нелепости слова», некоторые писатели того времени, какъ Кантемиръ и ТредьяковскШ, делали попытки определить взаимоотношешя въ языке различныхъ образующих^ его элемея-товъ и выработать новый, более чистый литературный языкъ; но о вы ты ихъ, мо-жетъ быть въ связи съ чуждынъ русскому языку силлабическвмъ етихосложешенъ, не имели успеха. Также мало принесло пользы и учрежденное при Академш Наукъ PocciflcKoe собраше (1735), целью кото-раго было, между прочимъ, «радеть о совершенстве, чистоте и красоте* русскаго языка. Для того, чтобы создать письменный pyccKifi языкъ, сделать его пригод -нымъ для выражения всевозможвыхъ мыслей, требовался генШ... Этимътешемъ и явился Ломоносовъ. Возможно, что мысли о литературномъ русскомъ языке появились у Ломоносова еше въ Славяно-греко-латинской Академш въ Москве; вполнё несомненно, что онъ много работалъ надъ этиыъ въ бытность свою за границей и въ короткое время до-стигъ хорошихъ результатовъ. Для этого стоить только сравнить два его литературных^ произведения, написаняыхъ въ MapoyprI: а именно переводъ оды Фене-лона (1738) и оду в а взят!е крепости Хотина (1739): въ первомъ стихотворенш языкъ еще очень тяжелъ, а во второмъ уже близко подходить къ языку поздней-шихъ произведенШ Ломоносова, въ которыхъ, видимо, онъ не стесняется языкомъ, краса выя и сильный выражешя непосредственно следу ютъ за всеми видоизменениями мысли, шероховатости сглаживаются. А насколько языкъ оды на взятие Хотина отличается отъ современныхъ ей ирохшеденШ, напр. Тредьяковскаго. до- статочно видно, если сравнить ихъ; тяжелый, непонятный языкъ Тредьяковскаго сменился легкнмъ, яснымъ у Ломоносова. Путь, которымъ шедъ Ломоносовъ въ преобразовании русскаго литературнаго языка, представляется въ главныгь чер-тахъ въ такомъ видЬ. Прежде всего онъ определить взаимоотношен1я русскаго я церковно-славянскаго языковъ и строго разграничить тотъ и другой; зат^мъ онъ старался освободить pyccKiit языкъ отъ накопившихся въ немъ варваризмовъ и иностранные словъ и обогатидъ его новыми словами изъ лексическаго материала, представленнаго органическимъ процес-сомъ жизни родного языка. Неологизмы его были словами, вполне понятными для русскаго, совершенно соответствующими складу и духу нашего языка: поэтому нашъ языкъ не потерялъ отъ нихъ своего облив а, но становился богаче и красивее. Самъ Ломоносовъ вполне это понималъ и пиеалъ еще въ 1739 году: «я не могу довольно о томъ нарадоваться, что poeeiu-CKifi нашъ языкъ не токмо бодростш и героаческимъ звоаомъ греческому, латинскому и немецкому не уступаетъ, но и подобную инымъ, а себе купно природную и свойственную версификащю иметь мо-жетъ». А въ другомъ месте Ломоносовъ говорить: «Кардъ Пятый, Fhmckio Импе-ра-торъ, говаривалъ, что Исианскпмъ язы-комъ съ Вогоыъ, Французсквмъ—съ друзьями, Немецкимъ—съ неприятелями, II тал ? е -скимъ—съ женскимъ поломъ говорить прилично, Но если бы онъ Русскому языку былъ искусенъ, то, конечно, къ тому присовокупить бы, что имъ со всеми оными говорить пристойно. Ибо нашелъ бы въ немъ великолеше Испанскаго, живость Французскаго, крепость Немецкаго, нежность Итальянскаго, свергь того богатство и сильную въ изображешяхъ краткость Греческаго и Латинскаго языковъ... Меня долговременное въ РосеШскомъ слове упражнеюе въ томъ совершенно уве-ряетъ». Въ то же время Ломоносовъ никогда не не стремился вполне изгнать изъ русскаго языка все иностранное; онъ не колебался употреблять иностранныя слова, если не было соответствующихъ елавян-скихъ словъ, и оставлялъ чужестранные выражешя, къ которымъ все успели уже привыкнуть. Это относится особенно къ русскому научному языку, начало которому, какъ мы видели, положено имъ же.