* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ДОСТОЕВСШЙ. 621 жръ для нихъ не более, какъ одно великолепное зеркало, которое и создано для того, чтобъ мой божокъ безпрерывно въ него на себя любовался и изъ-за себя никого и ничего не видёлъ; после этого и немудрено, что все на светЬ видитъ онъ въ безобразномъ виде. На все у нихъ припасена готовая фраза и—что, однако-же, верхъ ловкости съ ихъ стороны—самая модная фраза. Даже они-то и сдособствуютъ этой моде, голословно распространял по всемъ перекресткамъ ту мысль, которой почуютъ усп^хъ. Именно у нихъ есть чутье, чтобъ пронюхать такую модную фразу и раньше другихъ усвоить ее себе, такъ что какъ будто она отъ нихъ н пошла. Особенно же запасаются они своими фразами на изъявление своей глубочайшей симпатьи къ человечеству, на определенна, что такое самая правильная и оправданная раз-судкомъ филантропа, и наконецъ, чтобъ безостановочно карать романтизмъ, то есть зачастую все прекрасное и истинное, каждый атомъ котораго дороже всей ихъ слизняковой породы... йтогъ всему вый-детъ, что мой герой есть не более не менее, какъ исполинский, до-нельзя раздутый мешокъ, полный сентенцьй, мод-ныхъ фра8ъ и ярлыковъ всехъ родовъ и сортовъ». Переданное въ генералъ-аудиторьатъ, дЬло было решено 13 ноября 1849 г., и ДостоевскШ «за участие въ преступныхъ замыслахъ, за распространена письма литератора Белинскаго, полного дерзкихъ выражений противъ православной церкви и верховной власти, и за покушенье, вместе съ прочими, къ распространенно со-чинешй противъ правительства но средств ом ъ домашней литографии», былъ при-говоренъ къ восьмилетннмъ каторжнымъ работамъ. Государь дротивъ этого приговора написалъ: «на четыре года, а потомъ рядовымъ». Впоследствш эту милость государя ДостоевскШ объяснялъ такимъ образомъ: «приговоръ этотъ былъ по форме своей первымъ еще случаемъ въ Poccio, ибо всяшй, приговоренный въ Poccin въ каторгу, теряетъ гражданскья права навеки, хотя бы и окончилъ свой срокъ каторги (такъ оно и выходило до решению генералъ-аудитор!ата). Достоевскому же назначалось, по огбытш срока каторги, поступить въ солдаты. Впоследствш подобныя помилованья случались не разъ, но тогда это былъ первый случай и произошелъ по воле императора Николая I, полгалевшаго въ Достоевскомъ его молодость и талантъ». Однако приго-воръ никому изъ осуждендыхъ петраьпек-цевъ известенъ не былъ до 22 декабря. Въ этотъ день опи были приведены на Семеновскш плацъ, где имъ былъ прочитать приговоръ, по которому всемъ назначалась смертная казнь черезъ разстре-лянье, и уже трое были привязаны къ столбу, какъ казнь была остановлена. Въ тотъ же день Достоевскш пиеалъ объ этомъ брату: «Сегодня, 22 декабря, насъ отвезли на Семеновскьй плацъ. Тамъ всемъ намъ прочли смертный приговоръ, дали приложиться къ кресту, переломили: падъ головою шпаги и устроили налгъ предсмертный туалетъ (белыя рубахи). Затемъ трехъ доставили къ столбу для исполнешя казни. Я стоялъ шестымъ, вызывали по трое, следовательно, я былъ во второй очереди и жить мне оставалось не более минуты. Я вспомнилъ тебя, братъ, всЬхъ твоихъ; въ последнюю минуту ты, только одинъ ты, былъ въ уме моемъ, я тутъ только узналъ, какъ люблю тебя, братъ мой милый! Я усп'Ьлъ тоже обнять Плещеева, Дурова, которые были возле, и проститься съ нимя. Наконецъ ударили отбой, привязанных^ къ столбу привели назадъ и намъ прочли, что Его Императорское Величество даруетъ намъ жизнь. Затемъ последовали настоящье приговоры». Въ спокойно мъ тоне этого письма совсемъ не замечается тбхъ душевныхъ волнонШ, которыя пережили ДостоевскШ и его товарищи; а волненья были такъ спльвы, что Достоевскш никогда не ыогъ ихъ забыть. Вотъ какъ описывалъ онъ свое настроенье духа въ «Дневнике Писателя» 1873 г.: «Мы, петрашевцы, стояли на эшафоте и выслушивали нашъ приговоръ безъ ма-лейшаго раскаянья, Безъ сомненья, я во могу свидетельствовать обо всехъ, но думаю. что не ошибусь, сказавъ, что тогда, въ ту минуту, если не веякьй, то по крайней мере чрезвычайное большинство шъ насъ почло бы за безчестье отрекаться отъ своихъ убежден!й... Приговоръ смертной казни 'разстрелятемъ, прочтенный намъ всемъ предварительно, прочтенъ былъ вовсе не въ шутку; почти все приговоренные были уверены, что онъ будетъ исполненъ, и вынесли по крайней