* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

306 ДЕРЖАВ И НЪ. все обошлись съ нимъ такъ, какъ ничего не бывало» (VI, Зап. 696). ¦Мы видели въ бюграфическомъ очерке Державина, что Императрица называла его своимъ п-Ьвцомъ и самъ Державинъ гордился этимъ. Такой же титулъ дри-знавъ за нимъ л въ литературе. Действительно, со смертью Екатерины II Державинъ какъ бы потерялъ главный дредметъ своего вдохновешя. Онъ искренно жялъ теми же идеалами, каше вдохновляли и его героиню, и не отрекся отъ нихъ до конца своей жизни, измеряя и проверяя ими все, совершавшееся въ последующая два царствовашя. Въ его литературной деятельности это выразилось тёмъ, что лоследнш годъ жизни Императрицы былъ какъ бы и посл^днимъ годомъ авторской деятельности ея певца. Державинъ бы почувствовалъ, что пора подвести итогъ своей литературной деятельности и определить свое литературное значете. Это и выразилось въ его знаменитомъ стихо-творенш «Памятникъ», написанномъ въ 1796 году. «Хотя мысль этого превосход-наго стихотворения взята Державиным у Горащя», говорить Белинскш (VII, 149), «но онъ умелъ выразить ее въ такой оригинальной, одному ему свойственной форме, такъ хорошо применить ее къ себе, что честь этой мысли также принадлежать ему, какъ и Горацж». Въ этой оде Державинъ поразительно верно и метко самъ определилъ свое литературное, а вместе съ темъ и общественное значете. ' При Императоре Павле, въ 1798 году, вышло, накоиецъ, первое собрате сочи-нетй Державина, напечатанное, по жела-шю И. И. Шувалова, высказанному еще въ 1797 году, Въ ответь на это желате Державинъ писалъ ему: «Не осмелился бы я такъ скоро слабое произведете празд-наго моего времени предать столь гласнымъ образомъ суду света, ежели бы покровитель г. Ломоносова, известный меценатъ музъ роесШекихъ, одинъ съ того времени и по нынЬ тотъ же изъ вельможъ нашихъ, который искренно любить поэзда и къ ней поощряетъ, не побудилъ меня на сей решительный шагъ» (Соч. VI, 67). Сочинения печатались въ Москве, въ университетской тидографш, подъ надзоромъ H. М. Карамзина, но вьппелъ только одинъ томъ. Въ литературной деятельности Державина въ 90-хъ годахъ начинаетъ обнаружи- ваться новое направлеше, перешедшее къ намъ изъ литературы западно-европейской, именно—отголоски анакреонтической и древне-скандинавской поэзш. Съ древне-германской миеолопей Державинъ могъ познакомиться еще въ сочинешяхъ Клоп-штока, известныхъ ему въ юности; но дальнейшнмъ знакомствомъ съ скандинавской поэз!ей онъ, безъ comhihih, обязанъ появившимся на русскомъ языке переводами Знакомство это особенно выразилось въ одахъ: «На победы въ Италщ» и «На переходъ Альшйскихъ горъ». Гораздо глубже и серьезно обнаружилось на поэзщ Державина этого времени вл1яше анакреонтическое. Къ анакреонтическому роду, къ которому онъ былъ склоненъ до некоторой страстности и шутливой игривости своего характера, Державинъ обратился подъ влгяшемъ друга своего, Н. А. Львова, хотя еще въ самыхъ раннихъ его произве-детяхъ встречаются стихотворения эроти-чеекаго характера (каковы: Объявление въ любви, Планиде, Всемиле, Нине, Разлука, Пикники, Кружка, Разныя вина, Фи-лософъ пьяный и трезвый, Къ Екатерине, Анакреонъ въ собранш, Скромность, Къ грапйшъ); но въ лучшШ дершдъ его литературной деятельности эта эротическая нота заглушалась другими, более важными и серьезными мотивами. Въ 1794 г. Н. А. Львовъ наиечаталъ свой переводъ Ане-креона, и Державинъ увлекся этимъ при-меромъ. «Мёсто Фелицы опустело въ храме его поэзш», говорить его бюграфъ, Я. К. Гротъ: «ему нужны были теперь друие дредметы вдохновешя, и однимъ изъ любимцевъ его музы становится теперь Анакреонъ (Соч. II, 76) Но, по всей вероятности, не одно только опустелое место Фелицы заставляла Державина искать новыхъ нредметовъ для вдохиове-Н1я. Вместе съ кончиной такъ искренно и сердэчно воспетой Державинымъ Фелицы" кончилось и «ея время». Съ новымъ царствоватемъ воцарился и новый духъ въ русскомъ обществе, новое настроеше и новое направлеше, представлявш1я разительную противоположность тому недавнему времени, когдадевизомъ служила мысль: «Живи, и жить давай другимъ». Недаромъ. Державинъ сказалъ объ этомъ краткомъ, но суровомъ промежутке времени, когда онъ отошелъ уже въ прошлое: